цитата: |
Что толку, мой король, болезненные переживания, любови, суть которых сводится к надломам и трещинам, корежат и кривят, но и только. Все, пройдено и не болит уже. Небрежная симуляция, не более; пожалуйста, можно я никогда не буду останавливаться? Это вовсе не печальные времена, просто меня, как водится, не существует. Существует спонтанная нежность и желание быть причастной. |
|
В начале ничего не было.
Каждая история имеет свое предисловия, но у этой не было даже хоть какого-нибудь внятного отступления. Все началось с середины и ничем не закончилось.
Возможно, это было правильно – правильно, что короткая зарисовка не имеет ни одного связного действия, а только бесконечное множество монологов – они текут сквозь пальцы, как шершавая, влажная галька в прибрежных песках, и оставляют на руках соленые морские разводы. Может быть, нет на свете ничего правильнее, чем такие отрывочные истории: наслаждайтесь, возможно, это и есть ваша мечта.
Но на самом деле это никакая не мечта. Это жизнь – самая настоящая, более реальная, чем где-либо, желание жить, которое и толкает Андромеду Блэк в это странное место. Последний, седьмой раз на неделе. В воскресенье.
Зимнее воскресенье обычно холодное; единственное, чем можно согреться – это крепкий, двойной кофе, который подают в этом отеле. Здесь отвратительно готовят, но кофе хорош на удивление – его наливают в непривычно огромные громоздкие глиняные кружки, и это странно; чувствуя, как кофеин обжигает язык, Андромеда Блэк думает, что, может быть, это именно та причина, зачем она приходит сюда – каждый день, в один и тот же час, уже почти неделю подряд. Может быть, именно кофе – главный виновник странного ощущения у предсердия.
Конечно, сваливать вину на ни в чем не повинный напиток гораздо удобнее, чем признаваться в своих ошибках.
Она выходила из дома, хлопая дверью, шла по длинной улице, врезаясь в прохожих, потом встречала его – он неизменно сидел в кафе на первом этаже дурацкого отеля и пил кофе из огромной глиняной кружки, то и дело морщась – разумеется, аристократам не пристало пить магловское пойло из такой посуды. Ее это веселило – она подходила, улыбаясь во все лицо, отбирала кружку, отпивала – медленно, мелкими глотками. Что-нибудь спрашивала. Он что-нибудь отвечал.
И было как-то по-прежнему, а не ощущалось, становилось прохладнее, смех и декабрь, она курила, он покупал ей интересные зажигалки. У него было тяжелое лицо – именно тяжелое, и, даже силясь подобрать другое определение, она никак не могла придумать, как еще можно назвать эти неискренние – хриплые – глаза, или голос с манерными интонациями, и все другие мелкие частички, что тоже были частью его лица. Длинные светлые ресницы, почти девичьи - они делали его похожим на романтического героя, которым он никогда не был и не стал бы, даже если бы внезапно того захотел.
Ей временами казалось, что и души-то у него не было. Ну и что же с того? А у нее нет антител, расщепляющих алкоголь – можно подумать, это что-то меняет.
Сегодня – в последний день – она проснулась со странным ощущением, забегала по комнате в пугающей лихорадке. Почему-то дрожали руки. И все инстинкты – сколько их там, шесть, семь? – спешно переворачивались в произвольном порядке, как паззл, который все никак не сложится.
Она напялила первое попавшееся, что нашла в доме – под руку подвернулись джинсы, замечательные простые черные джинсы, подаренные дядей Альфардом. Мать ненавидела их люто и с пристрастием, но в джинсах было удобно, и никто не оглядывался в толпе маглов на полоумную идиотку, нарядившуюся в мантию ради прогулки. В отель – к нему – она тоже всегда приходила в джинсах, он снова морщился, но молчал – наверное, все же что-то понимал за своей несвергаемой родовой гордостью.
И все вокруг казалось нереальным. Иллюзорный мир. Фантастичные люди. Он – тоже очень отдаленный, похожий на холодную гору.
-
Сегодня последний день, - напомнила она вслух, отобрала у него кофе, сделала два коротких глотка и зажмурилась от удовольствия, как кошка на солнце. –
Давай закажем абсент в номер. За окном начиналась метель, которая так походила на его голос, черные расстегнутые рубашки, коньяки, грубые поцелуи, холодные объятья.
Я же так привыкла – еще черт знает с какого курса - тебя ненавидеть. Я так безумно привыкла ко всему этому, и не выдержу перемен, потому что их слишком много, а у меня – чересчур впечатлительное сердце, которое давно пора вырвать вместе с нервными окончаниями. Намотать на кулак да выдрать. Помоги мне, а?.. цитата: |
Все так, как должно быть, и от этого невозможно тошно, будто каждый диалог и каждая сцена были разыграны вчера, повторены сегодня, случатся в настоящей жизни завтра. И, черт, об это было сказано, продумано столько раз, что с открытием Америки снова что-то не заладилось. |
|