Отправлено: 23.09.09 13:29. Заголовок: ï Estelle and James ï

Date: 3.01.1998
Time: полночь
Place: замок, гостиная факультета + вне замка.

 Отправлено: 23.09.09 13:38. Заголовок: 1.09.1991 Вид стоящ..

1.09.1991

Вид стоящего на перроне поезда напугал меня больше, чем фантастическая стенка, сквозь которую я прошел минутой ранее. Нет, я не трус вообще-то, но железная махина меня сильно напрягла своей мощью и огромным размером. Никогда не думал, что первая встреча с железной дорогой произведет на меня такое впечатление. Неожиданное осознание того, что на перроне я не один свалилось на меня, как гром среди ясного неба. Пройдя через барьер, я тут же поймал взглядом поезд и как завороженный смотрел на него, даже не подумав посмотреть по сторонам. По всей видимости, внешние данные транспортного средства затронули лишь мое воображение, потому что жизнь на "дробной" станции кипела вовсю. Я едва успел увернуться от летящей на меня семьи, которая катила вдоль состава гигантскую тележку с кем-то дико орущим в коробке сверху багажа. Повсюду было так много детей и взрослых, что я ощутил второй прилив страха. За все 11 лет, что я успел прожить, я ни разу не встречал такое количество людей сразу. Отец, конечно, водил меня по разным встречам, но то было не сравнимое впечатление, по сравнению с тем, что мне придется пережить сегодня. А ведь еще не вечер. Попятившись назад, я приткнулся спиной к стенке и замер. Меня окликнули или показалось? Ан нет, действительно звали. Откуда вдруг передо мной материализовались родители. Надо же, в этой суматохе я совсем забыл про их существование. Значит я не один в этом хаосе. Так куда спокойнее. Отец прижимает к себе, неустанно вещая что-то про факультеты. Как мне надоело слушать одно и тоже. Слизерин, великие маги факультета, достойное предназначение, слава и гордость, предначертанное будущее - кем, зачем, почему? Меня сейчас это так мало волнует. Я вижу толпы детей, с которыми мне еще учиться и учиться. А вдруг я стану изгоем, а вдруг я не смогу там жить, а вдруг у меня и способностей как таковых нет? Если меня завтра же отправят обратно домой, сообщив, что произошла ошибка и на самом деле на меня нет места в школе магии, то видит Мерлин, я буду счастлив, потому что снова вернусь в родной дом, уютную и, по-моему обустроенную комнату, запирающуюся на замок. А смогу ли я побыть в одиночестве в этом сказочном замке или такое количество студентов всегда будет ходить группами? Я так не хочу. По всей видимости, мама уловила мой испуганный взгляд и незамедлительно наклонилась ко мне, потрепав по волосам. Да, я смог бы снова каждое утро быть с мамой, а там.. там ее не будет рядом. Вот по кому я не особо скучать буду, так это по отцу. Нет, я его люблю, но если я в свои 11 лет говорю, что устал от него, то, что же будет дальше? Неизвестность. Страшусь. Вот и сейчас он чуть ли не вырвал меня из объятий матери, откомментировав, мол, наш сын пойдет по его стопам и ему не может быть страшно, он просто уже в восторге от увиденного. Да уж. "Почти" угадал. Мне так жаль маму. У нее нет никаких прав. Есть откуда взяться нежеланию с ней расставаться. Я тихонечко прошу отца быть с мамой подобрее, он, кажется, и не слышит вовсе, заведя свою песенку про то, что если я сейчас проявлю себя, то на старших курсах меня могут сделать старостой, а это будет такое достижение. Какие старосты, какой Слизерин? Я так далек от всего этого и так не хочу приближаться. Паровоз дал серию пронзительных гудков. Я весь вздрогнул. Какой ужас. Он еще и разговаривает, оказывается. Надо поторапливаться, галдят повсюду. Суматоха набирает обороты и вот уже сотни студентов заталкивают свой багаж на ступеньки железного монстра. Отец устремился на поиски какого-то вагона, где будут ехать дети его друзей, истинные слизеринцы. Я взмолился - нет, только не это, я хочу ехать в свободном купе, я хочу остаться один, мне надо собраться! К счастью, время поджимало, экспресс должен был уже отправляться и моему отцу не дали возможности подобрать мне компанию по купе. Я поцеловал маму и потянулся к коробке с моим зверьком. Ему, ей, предстоит стать моим другом на многие, надеюсь, годы. Да мы уже подружились! Вот моя компания на всю дорогу и другой мне не надо. Отец закинул мои тщательно собранные сумки в вагон и, запихнув в дверной проем и меня, начав давать серию нравоучительных и мной уже зазубренных советов. В глубине души я очень хочу попасть на факультет барсуков, даже не зная толком, что это за факультет такой, а все потому что мне осточертел родной папа - хочу, чтобы было так, как он не хочет, чтобы вдруг возникла надежда на значительные изменения в дотошных отношениях. Мама прошептала на ухо несколько своих советов, которых я прислушался, и коими я буду пользоваться всю жизнь. Они куда ценнее. Улыбнувшись ей, я кивнул не прекращающему трещать и высокомерно оглядываться, отцу, после чего засеменил, таща за собой сумки по проходу вдоль многочисленных купе. Из них то и дело слышались голоса и веселый смех. Неужели все так быстро знакомятся друг с другом или просто здесь собрались давнишние друзья, по счастливой случайности оказавшиеся вместе? Не знаю. Нужно побыстрее миновать людные участки. Мимо проходят уже "разгруженные" студенты, они куда-то спешат, но куда? Продвигаюсь дальше, тут вроде тихо. Аккуратненько приоткрываю дверь в, как мне показалось, свободное купе. Показалось. У окна сидела какая-то темноволосая девочка. Я немедленно прикрыл дверь. Вдруг этой девочке тоже хочется побыть одной - зачем же мне нарушать ее настроенное личное пространство? Не зачем. Возможно, его кто-нибудь и нарушит, помешает ей, но мне будет проще осознавать, что это буду не я, и она на меня не будет держать зла. А может она как раз и затаилась в ожидании хорошей компании, может.. но и в этом я ей не смогу помочь - хорошая компания не нужна мне. Двигаюсь дальше по проходу и невольно начинаю радоваться тому, что в конце вагона свободных мест куда больше, нежели в начале. Предпоследнее купе совсем свободно. Ура. Разложив сумки, а точнее сумку и чемодан в углу, я положил коробку со своим зверьком на противоположенное сидение, сам же я выглянул в окно - о ужас, вездесущий отец тут же возник передо мной и начал заваливать расспросами почему я выбрал себе пустое купе. Я отмахнулся и за это мне чуть было не влепили пощечину, а может мне показалось.. Что делать, если у меня богатое воображение. Глазами отыскав мать, я помахал ей на прощание рукой. Поезд снова пронзительно загудел и я юркнул обратно в купе, закрыв окно и поджав ноги под себя, уставившись на соседнее сидение. Паровоз тронулся с места и по перрону, казалось, громче прокатилась волна выкриков и пожеланий. Туту-тутух. За окном мелькали силуэты зданий, людей, парков, лесов, прудов.. И простые люди нас не видят? Вот это да! Уже прошло не мало времени, в купе постучали и я снова вздрогнул - тележка со сладостями - я вежливо отказался и приятного вида женщина, объяснила мне, где ее можно найти, если я вдруг проголодаюсь. Чуть позже она зашла снова, сказав, что таких вот детей, которые оказались одни в купе не кому проинформировать, посему она взяла эту обязанность на себя - пора переодеваться в мантии. Она ушла и больше меня никто не тревожил. Переодевшись, я снова уставился в окно, прислушиваясь к стуку колес и пребывая в напряженности из-за приближающейся неизвестности. А экспресс, не сбавляя ходу, нес меня к ней, не давая возможности что-либо изменить. Ну, здравствуй, новая жизнь...

Так тихо вокруг. После окончания всех праздников, Хогвартс заметно "остыл". Оно и понятно, неминуемо приближаются учебные недели, идущие вплоть до самого лета. Джеймс пересекал коридоры, стараясь как можно быстрее добраться до гостиной своего факультета и как можно меньше народу повстречать по дороге. Народу не было вообще, а даже если… С таким образом жизни в замке, старосте зеленых давно можно было выписать специальный безлимитный пропуск на посещение учебных кабинетов в неположенное время. Зато он все всегда успевает и все у него всегда приготовлено, причем заранее. И списать даст и поможет, когда основная масса, спохватившись, несется выполнять многочисленные домашние задания. Вот и сейчас, с книгой в руках и после довольно милого разговора с мадам Пинс (что уже странно, Пинс и милый разговор - просто надо найти подход), Оушен в поздний час возвращается «домой». На самом деле сие возвращение в столь поздний час было скорее вынужденным. Еще утром слизеринец получил от своей некогда, а может все еще (а это было просто обязано быть!) близкой подруги записку со времени встречи и сейчас, закруглив свое пребывание в недрах владения мадам Пинс, спешил к назначенному месту. Гостиная встретила молодого человека прохладным воздухом и отсутствием народа. Поежившись, Джей прошел до спальни парней, развернулся и вернулся в гостиную. Спать не хотелось. Совсем. Положив книгу, которую все это время нес, на мягкий ковер, брюнет уселся рядом с переплетом, обхватив колени руками и начал пристально рассматривать пламя. Неподалеку валялся сделанный кем-то бумажный самолетик. Подобрав его, Оушен, придерживая за кончик бумагу, сунул "истребитель" в огонь. Носовая часть самолета тут же загорелась, а пламя охватило за считанные секунды "салон", приближаясь к "хвосту". Несмотря на растущую опасность обжечься, Джеймс не торопился отправить догорающий "лайнер" в камин, будто ждал какого-то чуда, но чуда не последовало: черные останки, пепел, легким ветерком от костра разлетелся по ковру, перед этим немножечко лизнув огоньком ладонь юноши. Риск не оправдался, увы. Нисколечко не раздосадованный слизеринец, потер ладонь и, как ни в чем не бывало, продолжил разглядывать огонь, потеряв бдительность и сделав себя видимым и уязвимым для чужих глаз, что, впрочем, было не удивительно – он же не прятался, он ждал.

 Отправлено: 25.09.09 12:19. Заголовок: 3.09.92 Ненавижу эту..

3.09.92
Ненавижу эту жизнь и Слизерин, где протекает ваша жизнь. И вашу ущербную жизнь тоже ненавижу. Вы все одинаковые до тошноты. Даже ты – правильный такой, вежливый, до зубного скрежета обходительный, не можешь вызвать должного – хорошего – отношения. А знаешь почему? Ты слишком правильный для своего факультета, а я нет, и я этим горжусь. Хотел показать, как умеешь вести милую беседу с ворчуньей и белой вороной Арден, «не вписывающейся» в ваши тупые стандарты? Пожалуйста! Ты показал это всем; даже Малфой, главарь вашей мерзкой шайки, оценил твое умение своим гадким смехом. В унисон смеялись и его вечные спутницы, глупые девчонки, кружившие подле него как мухи у меда. Затягивает такая жизнь, не правда ли? Как это здорово – показать свое превосходство, красиво унизить, желая помочь, а потом молчать. Я тебя уже изучила, потому что ты такой же, как они. В тебе не было, нет, и не будет ничего хорошего, пока ты сам не захочешь доказать обратное. Тебе удобнее быть в тени, впрочем, как и мне.

1.10.92
Ненавижу Слизерин, но уже не ненавижу тебя. Ты, наверно, хороший и не такой правильный, как мне изначально казалось. Если бы ты убил вечно огрызающегося Малфоя, я тебе была бы по гроб жизни обязана, и половина Хогвартса тоже. Вру. Не так многословно, конечно. Просто спасибо тебе. Это было неожиданно, ведь за меня никто и никогда не заступался, только жалости бы поменьше, право, а то чувствую себя соплячкой. Неприятное чувство, больше никогда так не делай, хорошо? Знаю-знаю, ты не сделаешь. Мы будем теперь чаще общаться, я уверена. Так я оцениваю свою возможность находиться рядом с тобой. Лет через шесть, почему-то мне кажется, что что-то важное случится, я скажу тебе, что обожаю тебя, ведь ты заставляешь меня смеяться, как никто другой, рассказывая байки про самых интересных людей Англии; ты заставляешь меня грустить над заунывными легендами или историями вашего факультета, что мне хочется заснуть, но я делаю вид, что мне интересно. С тобой в самом деле интересно, правда, ты не умеешь драться. С чего я взяла? Ну… ты просто ни разу не дрался. У тебя нет шрамов, синяков, порезов и ссадин. Мальчишки твоего возраста вовсю орудуют как кулаками, так и волшебной палочкой, а ты равнодушный какой-то, неэмоциональный, спокойный. Это неправильно. Но тебя, видимо, за это и уважают. Кому нужен придурок-выскочка? И все равно, ты какой-то особенный. С каждым твоим словом я убеждаюсь, что тебе здесь не место, что ты выше этого гадюшника, в котором ты невольно очутился, мы очутились.
Я, засыпая, надеюсь, что завтра смогу рассказать тебе французскую сказку и поделиться каким-нибудь пустяковым секретом. Просто хочу, чтобы мы стали чуточку ближе, стали друзьями. Это ведь не сложно и не страшно. Все самое страшное позади: я перестала бояться.

Во всяком случае, это должно было случиться. Так всегда бывает, когда люди выбирают разные дороги и идут по ним, с каждым шагом теряя самое дорогое, что у них было. Легко потерять все, что долго сохранял и берег. По глупости ведь теряем все, а по мудрости, когда ее наберемся, начинаем заново выстраивать. Я уже не пишу в дневнике, он исписан болью и слезами, там нечего вспоминать. Теперь храню все в памяти, она меня никогда не подведет, разве что когда бабушкой буду девяностолетней: тогда все забуду. А сейчас я хочу вспомнить, как все начиналось, хочу стереть прошлое до той черты, как мы прекратили общаться. Вообще. Совсем. И от этого казалось навсегда. Мне не хватило смелости подойти к тебе и начать разговор. Не хватило смелости, чтобы просто передать записку, иначе мне пришлось бы смотреть тебе в глаза, а мне стыдно. Я сломлена. Теперь жду полуночи как глотка свежего воздуха, чтобы увидеться и поговорить с тобой впервые за... две недели, или сколько там? Мне нужно столько всего тебе рассказать, однако я знаю, что тебе и так многое известно, даже того, чего не знаю я. Мне впервые так неловко. С чего начать? Как сказать? Не смотреть тебе в глаза и просто молчать, ты ведь все равно меня поймешь или попробуешь понять. Уже, видимо, попробуешь, ведь многое для тебя осталось непонятным и странным. За это тоже стыдно. За свои ошибки я плачу тобой.
Вот и ты, сотканный из мертвой тишины и изысканной надменности, сидишь в гостиной, окутанный огнем, играешь с ним. Я бы вернулась обратно, в женскую спальню, только бы не видеться с тобой. Ты почему-то олицетворяешь совесть и незримую мощь, способные на время остановить действительность, а я этого вообще не хочу. Не хочу, чтобы ты потом меня упрекал, не хочу, чтобы думал, что был прав, ведь получилось так, как ты говорил. Немыслимая французская легкомысленность вкупе с отчаяньем.
Именно в такой обстановке Эстель представляла их разговор: когда приглушенный свет еле освещает лица, когда никто не будет мешать молчать или обмениваться общими фразами о погоде, об общих знакомых и последних новостях двухлетней давности, когда не нужно лишних высокопарных слов, когда просто хорошо, что рядом Джеймс. Он не изменился, как всегда наедине с самим собою, такой же загадочный. Значит, все хорошо. – Как долго мы не виделись? – Она садится рядом с ним, кладет голову на его плечо и берет его за руку – так ведь теплее и почти как в старые времена. И сама же отвечает на свой вопрос, потому что минутами позже услышит родной голос, а может вообще не услышит, но ей это не важно. – Недели две, наверно? Нет, меньше. Или больше? Вот скажи, может, я действительно чего-то не понимаю в этой жизни? Может, это банальная судьба, которую мы ни во что не ставим? Может, глупая случайность, а? Или что? Доверчивость? Желание видеть только хорошее? У меня к тебе так много вопросов, Джеймс, но они тонут в аргументах "против". Ты ведь всегда знаешь ответы на все мои вопросы. – Или знал? Тоже не важно. – Как ты? Тебя в последнее время не было ни видно ни слышно. – Вот знаете, нет ничего глупее, чем начать разговор с философской темы, не имеющей никакого отношения к тому человеку, которому ты боишься смотреть в глаза, но потом интересоваться его делами. Зато они так привыкли – так легче разбивать тишину и постепенно возвращаться на пять или шесть лет назад.

 Отправлено: 28.09.09 15:42. Заголовок: 1.09.1991 Он такой ..

1.09.1991

Он такой огромный. Этот замок. Он в тысячи раз больше гудящего железного монстра, с которым я распрощался полчаса назад. Такой огромный и такой красивый, как снаружи, так и внутри. Я иду за целым отрядом маленьких новобранцев, таких же, как и я, собственно. Иду и все время думаю о своем зверьке. Нам сказали оставить багаж, так как его позже доставят нам в спальни, а я так переживаю за Ками. Как она там? Когда моего енота нет рядом, я чувствую себя очень неуютно и мне постоянно страшно. Все идут и озираются - тут действительно есть на что посмотреть. Мне улыбнулась женщина с картины - зачем там пугать? А это что? Мама.. призраки.. сколько же их? Сурового вида женщина, возглавляющая шествование по таинственным коридорам не менее таинственного замка, остановилась, начав готовить всех речью к церемонии распределения. Мы все прошли сквозь большие двери в огромнейший зал вдоль четырех столов и остановились в стороне, перед всеми на виду сбоку от пятого длинного стола. О Мерлин, сколько же народу! У меня закружилась голова, но, испытывая страх упасть в обморок и привлечь внимание еще большего числа людей, чем сейчас привлекаю, прячась за спинами каких-то мальчиков, я быстро привел себя в чувства. Потом я понял, как будет таки проходить отбор - один, совсем один перед тысячами глаз. Это самое тяжелое испытание из всех тех, что бывало, выпадало на мою долю. Уже начали по одному вызывать к табуретке в центр зала. Вот, старая шляпа, одетая на голову первого первокурсника и еще чуть ранее распевавшая песню о факультетах, отправила того в его новый дом. Стол, за которым сидели его новые сокурсники, взорвался аплодисментами. А вдруг меня никто не станет приветствовать? Вот будет позор. Я умру. Умру на месте. Как предательски болит живот, эх, надо было съесть что-нибудь, когда та женщина предлагала. Дурак. Руки аж посинели. Как бы не умереть раньше времени… Наши ряды редеют. Вот уже одного мальчика, стоящего рядом со мной отправили на Рейвенкло. Скоро моя очередь. Не скоро - уже сейчас! Собраться, срочно. Я гордо (мне так казалось) вышел на середину зала и уселся на табурет. Спокойно. Никто никогда не узнает, что мне было дико страшно в этот момент, пусть думают, что мне все равно, что это для меня нечто обыденное. На глаза упала шляпа - не мой размерчик. О, интересно, а она всем что-то говорит или только мне? Слова этой шляпы я запомню на всю жизнь. Слизерин. Вот и итог. С меня снимают шляпу и тут же оглушают шумовой волной. Все нормально. Я направляюсь в сторону своего нового дома, потерявшись во времени и пространстве. Слишком много впечатлений. Эхом слышу, как меня подбадривают, как называют по имени, как дружески похлопывают по плечу. Я ничего не чувствую. Как бы согреть руки, да и себя тоже? Кто-то из старших со мной заговаривает, я отвечаю что-то на автомате, не помню даже что. И вдруг тишина и удивленные голоса - неужели сам Гарри Поттер? Вот это да. Как радостно скандируют гриффиндорцы. Интересно, а это хорошо, если на твоем факультете знаменитость или нет? Ладно, оставим этого Поттера, еще успею о нем подумать. Какой забавный директор, ума не приложу, за что отец так плохо о нем отзывался, мне он очень понравился. Ах, кстати об отце, вот ему счастье, получил что хотел - зеленый факультет для сына. Что уж теперь, надо привыкать и адаптироваться, что мне кажется чем-то нереальным. Столько лиц, столько сформированный групп друзей, да на кой я им сдался? Ничего. Вот бы сейчас хоть немного поесть и посмотреть на комнату, где мне придется жить. Буду надеяться, что моими соседями будут хорошие люди, а если нет.. А ведь никто же не заставит меня с кем-то общаться насильно, правильно? Ладно, чего уж. Надо подождать и просто посмотреть, что будет дальше. Ну, где же мой енотииииик?!


6.12.1997

Ты гордо прошла мимо вместе с Малфоем. С тех пор, как вы встречаетесь - а как такое могло случиться, мне никогда не понять, точнее, понять, но не принять - ты со мной ни разу не заговорила. Очень обидно и грустно, потому что больше мне и не с кем поговорить. Вот что значит привычка и каковы ее последствия. Я всегда был настолько уверен, что ты будешь рядом, что мне и в голову не приходило искать среди своих сверстников еще кого-то, кому можно будет довериться так, как я мог довериться тебе. Это моя ошибка. Теперь я один. Один, как и раньше. История магии? Я заглядываю в кабинет, ты сидишь с вездесущим старостой и о чем-то увлеченно разговариваешь с ним. Я рассматриваю остальную публику - нет никого, с кем мне хотелось бы переброситься даже парой слов. Не заинтересовала и личность нового преподавателя. Нет, на этом уроке меня не будет. Не могу, не хочу. Быстро ухожу прочь. Решил зайти в Больничное крыло. Сказал мадам Помфри, что мне плохо. Она на меня внимательно посмотрела, потом заключила, что мне всего лишь так кажется. Я задумался над словами этой женщины, а потом уверенно заключил сам – «да, наверно Вы все же правы, я просто сам того хочу, потому так и думаю». Помфри улыбнулась и приобняв за плечи, проводила к выходу, напоследок сказав, что «мы вообще любители придумывать то, чего нет, а на самом деле для этого даже и повода-то не было». Я шел по коридору в гостиную, по пути размышляя над ее словами - и чего эта мудрая женщина не ведет у нас философию? Видит Мерлин, я бы посещал все уроки до единого. Черт возьми, какая точная фраза и какой же я ненормальный! И ведь все у меня так.


3.01.1998

Сейчас, я впервые за все время пребывания в гостиной задумался о том, что меня сюда привело. Записка. Да. Я узнал твой почерк и узнал бы его из тысячи других, потому что привык к нему. Сколько раз мы перекидывались записками во время совместных уроков на протяжении всех шести лет. Они были самыми разными: от подбадривающих до информационных, от помогающих до совершенно бессмысленных. Вот и эта, совершенно немногословная записка, полученная и не от тебя лично, все равно заставила меня мысленно улыбнуться. Во мне вновь затеплилась надежда. Быть может, ты наконец-то решила вернуться к прошлому? А может эта записка таит в себе иной смысл, который разнесет все мои мелочные для кого-то, но не для меня, мечты в пух и прах? Что если на этой встрече мои ожидания не оправдаются? Или все же все будет так, как показалось в первые секунды прочтения нескольких твоих слов? Меня гложет любопытство, хотя я так всегда стараюсь подавить посторонние от нейтральных чувства. Я сижу сейчас перед открытым пламенем и каждой клеточкой своего тела жду тебя. Неизвестность давит. Я понимаю, что для кого-то вся эта ситуация покажется глупой, но не для меня. Мне было и есть что терять. Они отнюдь не многочисленны, но утрата каждой важной части делает меня совсем неприспособленным к жизни. Мама, несколько настоящих друзей и мой енот - я слишком зацепился за них, слишком зависим - это моя ошибка, я знаю. Если чего-то из этого лишиться или всего и сразу, то я рискую невольно закрыться от всего мира. Они помогли мне идти по жизни, без них я получается что никто и ничто. Ты помогла мне выжить в этом замке. Я помню первый курс - я помню все. Вернувшись на лето домой я не хотел возвращаться, пусть мне и очень понравилось учиться и развивать в научном направление. Я даже познакомился со многими людьми с моего и нет факультета. Но я не чувствовал себя там. Я был один. И хоть подобное положение вещей меня всю жизнь устраивало, я понимал, что не смогу так жить всегда. Мне нужен был кто-то, кому можно было довериться. Енот не в счет. Зверюшка не могла отвечать, она не могла дать советов, в которых я порой нуждался, как в глотке воды в долгодневную засуху, она лишь незримо поддерживала. А я осознавал, что одной такой поддержки недостаточно уже. Через силу, свою и отцовскую, я таки вернулся в Хогвартс, я притупил ко второму курсу, поставив перед собой задачу - найти хоть кого-то, кто был бы мне близок. Я присматривался к новеньким, потому что своих однокурсников успел узнать сполна. Ты попалась в поле моего зрения чуть ли не на третий день. Увы, я не смог найти с тобой общий язык сразу. Зато я не оставил попыток. Через месяц я добился твоего расположения, причем совершенно случайно. Я не люблю свой факультет и тех, кто на нем живет в общей массе, не люблю и презираю то отношение, которым большинство слизеринцев любят одаривать окружающих. Но, признаться, если бы не тот случай, то вполне допустимо и такое, что нас ничего бы и не связало тогда, а значит, возможно, и никогда. Грех жаловаться на ту ситуацию, благодаря которой, я получил самого важного для меня на тот момент и на момент всего последующего существования человека - у меня появился друг, точнее подруга - ты. Абсолютно отличающийся от других моих друзей-приятелей человечек. Девушка, которой я буду дорожить всегда. Девушка, в недавнее поведение которой я не мог и не могу поверить. Этому же должно быть какое-то разумное объяснение. Чуть позже я скажу себе - да это я слишком доверчивый и всегда вижу все хорошее, и это несмотря ни на что. А пока.. пока я слышу твои шаги и замираю всем телом, не смея пошевелиться. Даже по твоим первым словам я смогу понять, что будет дальше. Я жду их, затаив дыхание, боясь, что от малейшего постороннего звука, ты развернешься и убежишь. Я слишком давно тебя жду, чтобы сейчас спугнуть. Вот и время встречи настало.

Ему потребовались усилия, чтобы не вздрогнуть, едва ее голос нарушил тишину. Ему потребовались усилия, чтобы не дернуться, как только она села рядом и, положив голову на его плечо, взяла его руку в свою. Ему потребовались усилия, чтобы не обнять ее и не залепетать радостно, как он счастлив ее видеть. Нет, он действительно был счастлив. Его опасения не оправдались, он вправе надеяться на долгожданный исход, просто надо еще потерпеть немного. Просто так надо. - Больше. А если быть точным, то ровно 40 дней. - Вот она сила зависимости. Все просчитывать и в надежде ждать. Свободной рукой, Джеймс вытащил из рядом лежащей книги, той, что принес из библиотеки, ту самую записку француженки. Он внимательно и безучастно слушал ее, параллельно поджигая пергамент - листок загорелся и ежесекундно превратился в пепел - записка уже не нужна, та, которой эти несколько слов были написаны уже здесь, с ним. Он и не сразу ей ответил, как бы размышляя над сказанным. - Знаешь, порой, чтобы что-то важное понять, надо где-то оступиться. Именно благодаря ошибкам у нас появляется уникальная возможность пересмотреть все, что мы сделали, чтобы решить, правы мы были или нет в том или ином поступке. - Синие глаза юноши наконец-то встретились с иссиня-черными глазами девушки. Второй рукой он слегка прижимает ее ладошку к первой, которую она сама ухватила. - Я ненадолго, на каникулах, уезжал домой, но все остальное время я всегда был рядом, просто ты меня не замечала… - Это не было сказано с обидой, нет, это скорее напоминало покорность таким обстоятельствам. Молчаливое терпение и ожидание своего часа. Сейчас он его дождался. Больше он не хочет такого, не хочет, чтобы после этой ночи, все стало таким же, как в эти последние недели. Это тяжело и он себе в этом признался. Нельзя такого допустить больше, но, увы, от него, по сути, не зависит ничего. Слегка склонив голову на бок, отчего темные длинные волосы упали на плечо, Джей пристально вглядывался в Эстель. Улыбнувшись уголками губ, так искренне и по-доброму смотря на нее, как обычно смотрят на детей в колясках, так душераздирающе улыбающихся тебе снизу вверх, да так, что невольно улыбаешься сам им в ответ, Оушен тихонечко произнес: - Расскажи мне, Эль, что же все-таки произошло? - Вопрос не требовал пояснений, все и так читалось во взгляде брюнета и во всей этой долгожданной встрече: что или кто мешало нам общаться, почему ты игнорировала меня, куда пропала перед каникулами и на них, почему захотела встретиться? Эти и многие другие вопросы - это все было важно, очень, потому что, только разобравшись в недалеком прошлом можно спокойно идти грядущее в будущее, через реальное настоящее.

 Отправлено: 30.09.09 11:49. Заголовок: 7.10.92 Тебе было н..

7.10.92

Тебе было наверняка неловко со мной. Я тебя прекрасно понимаю и не виню. Уже тогда, когда тебе, угрюмому мальчишке, было всего-навсего двенадцать лет, ты не мог остаться в тени своих известных сокурсников. Это было невозможно. Тишина, как магнит, притягивает, манит, не дает возможности сопротивляться. Видимо, те, кто пытался подружиться с тобой, потерпели неудачу, однако их влекло твое равнодушие, я уверена; им хотелось тебя зацепить, чтобы обратить на себя твое внимание. Я не буду говорить: "твое драгоценное внимание", потому что это не совсем так. Тебя мало кто знает, несмотря на то, что год ты был окружен первокурсниками, теоретически – друзьями, или товарищами, в крайнем случае, просто знакомыми. Ты оставался в тени, словно общение могло тебя погубить. Так несуразно с твоей стороны. У меня на тот момент складывалось мнение, что ты слишком много о себе возомнил: ходил молчаливый, говорил исключительно по делу и улыбался дежурно. Но это было давно, меньше месяца назад, почти целая жизнь.
Это ты изменился или мое мнение стало иным? Скорее всего, изменился ты: ты себя переселил, стал более открытым, приветливым и, о Мерлин, общительным, но пока только со мной (так мне хотелось думать). С другими ты был подчеркнуто вежлив, не более, и мне это нравилось. Я тебя тогда про себя называла "маленький педант" – это ведь про тебя. Никогда не думала, что можно с каждым днем находить все новые и новые грани твоего озорного характера. Ты все-таки не двенадцатилетний паренек, ты – мудрец, заключенный в оболочку мальчика, правда? А я, тем не менее, считаю именно так.
В этот день мы с тобой выбирали из каталога "Волшебные цветы" подарок маме на день рождения. Ты говорил, что мне нужно считаться с мнением именинницы, ведь сегодня – ее праздник.
- Наверно, розы? – я не люблю эти цветы, они красивы, но не мои.
- Поскольку ты делаешь приятное маме, то надо соглашаться с ее вкусами, даже если тебе не нравится.
И мы вдвоем выбрали букет из розовых роз, маленьких таких и очень нежных. Весенний розовый букет осенним морозным днем. Для меня было крайне важно, что ты помогаешь мне, принимаешь участие в таком серьезном для меня деле.

Я уже говорила, что не пишу в дневнике, так? Боюсь, что это кто-нибудь прочитает, хотя знаю, что всем все равно, и мне становится от этого легче. До того самого момента я редко нуждалась в чем-то личном, сокрытом от тебя, потому что ты знал обо мне все, что я хотела, чтобы ты знал. Мне не нужно было даже твое согласия, мне нужно было только найти тебя либо в библиотеке, либо на астрономической башне. Никогда не забуду, когда субботнее утро мы с тобой провели в библиотеке. Тогда мне казалось, что тоненькая золотая ниточка заплелась тугим узлом и мое решение, каким бы оно ни было, ты воспримешь нормально. Ничего ведь не предвещало беды. Я улыбалась, щурясь от яркого солнца, и ты улыбался. И на этом все закончилось, не закончились воспоминания. Например, на астрономической башне ты пытался показать мне загадочное созвездие. Я не смыслю в астрономии вообще, однако старалась понять, о чем ты говоришь. Мне легче было рассказывать о красоте млечного пути, о том, что на какой-то далекой-далекой планете есть прекрасная жизнь, где все счастливы и где нет ни боли, ни печали, ни расставаний, где живут красивые люди и цветут роскошные сады. Ты отказывался в это верить, говорил: "Это невозможно". А я говорила, до сих пор говорю, и буду говорить, что возможно. Ты ведь ничего не знаешь о других планетах, хотя прекрасно знаешь астрономию. Быть может, французская романтика и стремление к прекрасному заставляли меня думать так. Представь, мы смотрим на крохотную звездочку на небосклоне, она нам улыбается, сверкая, а там, на другой планете, двое смотрят на небо и думают, есть ли за их пределами разум, дружба и любовь.

И вот как все обернулось. Как – ты знаешь сам. И ведь мы оба думаем об одном и том же, но немного искаженно, под разными углами зрения. Ты думаешь, какой Малфой идиот или что-то в этом духе, а я его жалею, как глубоко несчастного человека, не знающего ни цену понимания, ни дружбы, ни любви. Он обречен на моральное гниение, как бы отвратно это не звучало. Не нужно тебе его понимать, вы ведь слишком разные, просто пожалей его, и ты поймешь, что у тебя есть друзья, которые непременно помогут тебе, цели и ценности, помогающие тебе идти вперед, у тебя есть я. И мне все равно, что мы не общались так долго. На самом деле я все это время представляла, что ты рядом, лежишь на диване и рассказываешь мне о магловских изобретениях или о вчерашнем выпуске "Пророка", а я рисую, лежа на ворсистом ковре. Ты почти всегда смотришь в глаза - они у тебя синие, - и смеешься, как холодный, но родной Кай. Это про тебя. Растаешь, - добрый мальчишка, двенадцатилетний. Я помню тебя таким, даже несмотря на то, что ты повзрослел и изменился внешне. В лучшую сторону. Это поняли и прочувствовали другие девушки, поэтому я отошла назад. Пусть. Пусть надежда умрет в них так же быстро, как и во мне. Веришь, я бы подошла к тебе раньше, если бы не они. Все же, пауза пошла нам на пользу. Есть те, которым временная разлука не приносит ничего кроме боли и сожаления. Эти люди строят каменные стены, копают рвы, запираются в самой высокой башне и садятся в самый дальний угол. А есть те, которым разлука необходима, чтобы понять и переосмыслить свое поведение, измениться, побыть одному, будто вокруг никого и никогда не существовало, чтобы расставить все точки над "i", и, наконец, выбрать правильный путь. Эти люди ни в коем случае не будут сожалеть о своей разлуке, они просто дождутся нужного момента, чтобы поговорить. Кто-то ждет неделю, кто-то месяц, кто-то год, а некоторые никогда не дожидаются – ломаются, мы вот 40 дней ждали, как ты говоришь. Какая сакральная дата, не находишь? Невероятно: роковое стечение обстоятельств. Согласно христианскому обычаю, через 40 дней душа улетает на небо, и она улетает безвозвратно. А нам удалось обмануть судьбу, спустя 40 дней. Мистика какая-то. Мы смогли обмануть судьбу. Никому это прежде не удавалось. Я бы не обратила на это внимания, если бы ты сейчас этого не сказал. Мне должно быть стыдно? Возможно, но пойми и ты меня, я не могла отсчитывать дни, потому что это было больно. Каждый день тупой занозой вбивался в сердце, рубцы, избороздившие его, навряд ли тебя обеспокоят, ведь виновата я.
- Мистерия… 40 дней. Точнее и не скажешь. – Он считал. Стыд, позор, чувство вины огромной волной накрыли Эстель, поэтому она чувствовала себя все той же неловкой и неуклюжей девчонкой, что и пять лет назад. Джеймс этого не замечал. – Зачем ты сжег записку? – А вместе сожженной запиской в огне исчезло все то, что мертвым грузом оставалось в сердце столь продолжительный срок. – Все твои записки у меня сохранились, между прочим. Я их недавно перечитывала. Оказывается, все это время я жила воспоминаниями. – К чему сказала, Эстель сама не поняла. Но так всегда и бывало в их общении: она говорит все, что взбредет в голову, говорит-говорит-говорит, пока не устанет, сейчас же следовало высказать все, что наболело, вот только сделать это будет ох как непросто. Ситуация предполагала откровенность, однако Арден зареклась никому ничего не рассказывать, несмотря на то, что Джеймс больше чем друг. Ему можно было рассказать все. Абсолютно все. Спросить что угодно.
Они странно дополняли друг друга: когда француженка ничего не могла сказать, говорил Оушен, и наоборот. То одну, то другого нередко бросало в крайности: Эстель ледяным тоном что-то говорит семикурснику, срывается на крик и громко хлопает дверью, а он молчит, терпит. Потом легко и непринужденно обвиняет ее, сам того не понимая, а ей стыдно за себя и свое поведение. Джеймс говорит, он всегда был рядом. Да, но не всегда. Хватило одного взгляда, чтобы понять, что он не лжет, но не хватило доводов и сплетен, чтобы поверить в его слова. – Нет, ты не был, ты хотел быть, но что-то не получилось, и в этом моя вина. Знаешь, в чем проблема? Я думала, ты поймешь меня, невольно примешь мое решение, хотя оно крайне глупо и необдуманно. Признаюсь, я вела себя отвратительно, но это было своего рода извинением, горьким подарком за то, что я здесь, на Слизерине. Я знала, что тебе будет сложно понять, зачем я сделала то, к чему не была готова и чего опасалась. Но думала иначе, надеялась на другое. А вышло все так, как ты и предполагал. Одно утешает, qui ne risque rien n'a rien. Знаю, это слабое утешение, но так я бестолково устроена. – Вот она – истина сквозь тернии, она – божественная комедия. Он сжимает ее ладошку и Эстель совсем не холодно и не страшно. Как прежде, он называет ее "Эль"; ничего ведь не изменилось, правда? Еще одно заблуждение собственных предрассудков. "Что произошло?", - рассказать? Вот так сразу? – Помнишь камушек, который ты мне дал здесь? Я его тогда забыла… и…и все пошло не так, как я хотела. Говорят, если человек сможет преодолеть себя, он сможет преодолеть боль. Я преодолела боль, только вот с помощью Драко. Трагично, не правда ли? Шестикурсница совершила ошибку, которую в Хогвартсе совершает каждая третья девушка. – Сколько иронии и сарказма – столько боли и грусти. – Ты был прав: "Он давно вращается в своих кругах и ловко отталкивает от себя тех, кто ему неинтересен, кто не выгоден или же тех, кто уже не нужен. Он этим живет".

Я знаю твою реакцию: ты будешь долго молчать, подбирая слова, которые меня не заденут, не обидят, не ранят, ведь любой упрек я сейчас воспринимаю в штыки. Мне всюду мерещится поместье Малфоев и собственный крик, я вижу холодный взгляд и растаптываю прошлое. Потом ты скажешь, что это все в прошлом. И я поверю тебе – как тогда. А пока я буду смотреть в огонь, думая, что он меня согреет, хотя мне достаточно того, что рядом ты. Я не буду думать о плохом, потому что я ни о чем не сожалею. Ведь так пела несравненная Эдит?

 Отправлено: 05.10.09 16:26. Заголовок: 5.05.1992 Велика це..

5.05.1992

Велика цена дружбы и глупец тот, кто ее не ценит.

Это был самый первый из по-настоящему теплых майских дней. Я вытащил тебя из мрачной гостиной, где ты что-то рисовала, хотел, чтобы ты подышала свежим воздухом в столь прекрасную погоду. Ты даже не сопротивлялась. Вот так вот мы с тобой засиделись в прохладных стенах. Улица встретила нас ярким солнышком, от которого мы по привычке резко прикрылись руками. И если до этого мы шли и молчали, возможно, каждый, думая про себя, чтобы сказать, то сей жест, решил все за нас - щурясь и беззаботно посмеиваясь, мы двинулись в сторону озера - нам уже не надо было что-либо придумывать для темы, тема все придумала сама. Это была моя вторая весна здесь, а твоя первая. Я твердо решил показать тебе все, что видел сам и чему год назад восхищенно поражался. Чуть ранее, я уже устраивал тебе экскурсию по "своим" местам, но тогда такой красоты вокруг еще не было. Ради таких пейзажей стоит посетить замок. Да, хотя бы ради них. Кто-то скажет – вот безумец, а кто-то – ну и эстет. Я соглашусь со всеми отзывами. Мы спускаемся к озеру мимо цветочных полян, я рассказываю о тех цветах, о которых еще в том году наводил справки - все из-за того самого эстетического любопытства. Специально стараюсь обходить тему роз, коих здесь не мало, знаю, что ты их не любишь. Подойдя к воде, я предлагаю тебе сесть на склоне, ибо там можно и цветы поизучать и на воду помедитировать. Хотя последнее к тебе и не относится, это уж по моей части, впрочем, ты охотно соглашаешься, а я уже усаживаю тебя на чистейшую травку под "падающим" деревом. Ты достаешь свой любимый альбом и начинаешь увлеченно рисовать. Я никогда тебе не признаюсь, но был такой момент, в первые дни нашей зарождающейся дружбы, когда ты куда-то отходила, а я не теряя ни секунды, чуть ли не набросился на, по неосторожности оставленный, альбом, чтобы посмотреть твои работы. Я не мог справиться со своим любопытством, а ты лишь неосознанно подначивала к этому, говоря, что там нет ничего интересно и лучше не смотреть. Мне стыдно, но я посмотрел. Мне стыдно, но в тоже время и радостно, ведь я для себя - увы, после твоего скорого возвращения, я так и не подал вида, выдавшего мой проступок - отметил, что ты талантливая девушка и то, что рисуешь воистину прекрасно. Сейчас ты мне уже даешь смотреть свои творения, и я могу открыто делать тебе комплименты, но о том случае рассказывать не решаюсь, да и зачем? Такие мелочи. Я не отрываю тебя и стараюсь сидеть недвижно и неслышно, боясь помешать вдохновению. Ты периодически посматриваешь на меня, а потом, вздыхая, произносишь: "Ты не мешаешь мне, сколько можно тебе это повторять?" Я начинаю улыбаться и пускаюсь в возобновившийся разговор о всякой всячине. Чтобы хоть чем-то занять себя, я из подручных, но от этого не менее красивых цветов, начал плести венок. Никто меня этому не учил, но я был уверен, что у меня это получится. За безмятежностью разговора, я и не заметил, как доплел "головной убор". Венок получился красивым: синие цветы гармонировали с белыми лепестками других цветов, светло-сиреневые в зеленом обрамление, маленькие цветочки были вплетены во внутрь всей «короны». Я прошу тебе прерваться и, когда ты удивленно поднимаешь на меня глаза, надеваю свое произведение тебе на голову, закрепляя в волосах. Ты откладываешь альбом и спускаешься к воде, чтобы посмотреть на себя, а я придерживаю тебя за руку, чтобы ты вдруг случайно не упала в воду. Тебе понравился мой венок. Я улыбаюсь и говорю, что тебе, как черноглазке, очень идет такая расцветка. А еще добавляю, что ты еще станешь известной в школе, и у тебя будет много поклонников, потому что ты очень красива, и что люди просто не смогут тебя не заметить, просто кто-то это сделает раньше, а кто-то позже, но то, чтобы ты еще себя покажешь - в этом я не сомневался еще тогда. Этому цена - время. И как в воду глядел, ведь..


3.01.1998

- Затем, что она уже не играет никакой роли. Затем, что она не относится к тем нашим с тобой запискам, которые и я верно храню. Знаешь, когда есть возможность предастся воспоминаниям, и никаким-то там, а тем, что в свое время принесли положительные эмоции, ею не нужно пренебрегать. Нет ничего плохого в воспоминаниях. Воспоминания о тебе помогали и помогают мне жить. - Понимайте, как хотите, называется, но даже не думаете, не поверить в искренность сказанного. Не имеющий и не собирающийся учиться врать Джеймс, жестом указал рукой куда-то в область своего сердца. Так он беззвучно говорил ей спасибо. Только она могла это понять, только она.


23.11.1997

Прости, но ты мне не нравишься. Ну, совсем не нравишься. Я шел по направлению к замку, по снежной холодной промерзшей тропинке, одной рукой держа капюшон, спасающий уши от неминуемого продува, а другую, пряча в кармане, грея. Встреча с коллегой по «управленческим делам» оставила во мне неприятный осадок чего-то до боли тревожного. Я не мог определить, что именно меня так тревожило, но то, что это было, беспокоило сильно. Я раз за разом прокручивал весь разговор в голове, я искал ответы на еще даже не сформировавшиеся у меня вопросы. Я понимал, что и встреча была не случайной, и все эти разговоры имели недалекий смысл. И чем ближе я подходил к дубовым дверям, тем четче мне вырисовывалась картина произошедшего и того, что скоро произойдет. Я ничего не мог сделать, потому что был не кем. Я ничего не мог изменить, потому что я не имел права вмешиваться туда, где мне места не было. Я лишь молча молился, я просил, чтобы ради всего святого, что есть на этом свете, он тебя не погубил...


- А я тебя понял.. - Я просто не принял это твое решение. - Этого брюнет договорить вслух не смог, да и разве надо было, когда тут и так все было очевиднее некуда. Ему хотелось узнать у француженки, чем же она руководствовалась, когда делала выбор? Хотел узнать, что повлияло на это ее решение? Но ни один из этих вопросов с его губ не сорвался, хоть и хотелось узнать все - все, что все эти чертовы 40 дней, мешало им общаться. Тяжело осознавать, что ты никто - да друг, но не в этом случае, чтобы все это знать, но еще тяжелее осознавать, что то, в чем ты, когда пытался убедить, оказалось правдой, увы, проверенной на чужом опыте, на ее опыте – о, Мерлин, она не заслужила, чтобы не говорила против. Она не заслужила. Нет-нет-нет.


30.08.1990

Я сижу на диване и обнимаю маму, которая содрогается от еще недавно мучавших ее рыданий, и все из-за отца. Я не хочу никуда ехать, я не хочу учиться так далеко от дома, я не могу оставить ее тут с ним. И пусть она и старается, как всегда скрыть все следы своего семейного горя, я все вижу. Я пытаюсь ее упросить оставить меня дома, но она настроена даже решительнее, чем параноик-отец. Объясняя все тем, что в этом доме нужно находиться как можно реже, она пресекает мои размышления по поводу того, что там, куда я отправляюсь, мне может быть хуже, чем ей здесь. Я не понимаю пока еще, почему она не хочет переехать и как еще держится, живя с ним. Она обнимает меня, и мы долго так сидим вместе. Перед сном, мама заходит ко мне в комнату и показывает некую цепочку, на которой висят крестик и несколько разных камней: два черных с выбитыми на них рунами, зеленый, белый с каким-то невнятным рисунком, а также монетка времен Раннего Средневековья. Мама говорит, что это все досталось ей по наследству и если верить истории, то все эти камушки, монетки, крестики являются фамильными ценностями, не без своих чар. Мне вручают все это и советуют сохранить, как память, тем более, что, по мнению самой мамы - ей это все в свое время очень помогло, но сейчас уже это быть у нее не должно, сейчас она утеряла веру, а если, эту веру не потеряю я, то быть может, мне это все прослужит куда дольше и куда больше пользы принесет. Я не спорил, я принял как факт. Позже пристально все рассматривал. А еще позже - уверовал.


Джеймс молчал. Он немного отошел от ответа Эстель, хотя правильнее будет сказать - он отошел от этого ответа Арден, поднимая в памяти совсем другой ее ответ. – "Если верить в талисман, его сила возрастет. Если верить в человека с талисманом, они непобедимы". Помнишь, ты мне говорила это тогда... вечером? Так вот, я свято верю в «твой собственный бред». Он не пояснял и это свое изречение. Не пояснял, потому что здесь можно было домыслить самой, причем, не придя к какому-то категорически отличающемуся от его собственного, мнению. Он был прав. Он так и знал, что что-то таки будет. Он знал это еще тогда, когда как бы случайно столкнулся со старостой школы в парке. Изменить ничего нельзя было и ничего нельзя сейчас. Единственный выход - это правильный подход к устранению, либо решению последствий. - А сейчас? Как ты ощущаешь себя сейчас? - Внимательный и заботливый взгляд. Он немногих мог одаривать этим, но ее был готов всегда. Чуть сильнее сжав ее руку в своих, просто, чтобы показать, что за долгое (а 40 дней - это целая жизнь) время он тут, он рядом с ней, Оушен снова изучающее принялся вглядываться в девушку. А все для того, чтобы задать еще один вопрос, безусловно, немаловажный для него: - Эль, я не вправе, да и не собирался вовсе тебя судить, ты знала и знаешь мое отношение к Драко. Ты знаешь также, что я свои позиции и мнения просто так не меняю, а видит Мерлин, что поводов для этого у меня теперь-то точно не появится. Эстель… Эль, я просто хочу, чтобы ты знала - если есть нечто, что за эти 40 дней тебя до сих пор тебя терзает, будь то что-то или кто-то, то давай поговорим об этом. Дай мне возможность тебе хоть чем-нибудь помочь, что-то сделать для тебя... Потому что, потому что не общаться с тобой, оказалось слишком сложным испытанием для меня, возвращаться к которому я не хочу, ибо боюсь, что второй заход просто не одолею. - Джей, неверно, впервые позволил себе как-то более менее эмоционально среагировать на все это. Да, пусть это и была печаль, промелькнувшая в глазах, которые он тут же перевел на камин, хоть и понимал, что не ускользнул, но все же. Вот, однако, что может сделать с людьми внезапное нежеланное расставание на долгий срок - оно может заставить перечувствовать все, что только можно: от собственной вины и грусти, до радости и готовности для всего на свете. Расставание таких друзей равнодушными к происходящему не оставит точно, потому что такие друзья. Вот.

 Отправлено: 09.10.09 07:35. Заголовок: 27.11.92 Ненавижу т..

27.11.92

Ненавижу тебя! Хватит меня жалеть! Я что, похожа на этих тупоголовых хаффлпаффок, чтобы меня успокаивать? Или ты думаешь, от очередного ругательства я уйду в глубокую депрессию? Какой бред! Что на это раз?!
Пожалуйста, пойми: мне-не-нужно-ничье-сострадание. Друзья нужны не для того, чтобы они утешали и помогали бессмысленными советами. Я для себя неплохой советчик, который даст себе точно такой же совет, как и все вы.
Зачем зря тратишь свои нервы и время? Иди лучше с этими девчонками погуляй, тебе ведь с ними намного интереснее. Они будут делать все так, как хочешь ты, будут кружить подле тебя, лишь бы угодить тебе, а ты? Ты ведь скучаешь, отмалчиваешься и скромно улыбаешься, "поскорей бы". Оно наступает обычно после полуночи, чтобы нас никто вдвоем не увидел. Тебе не нужны лишние сплетни о твоем слизеринском благородстве и шептания за спиной о твоей доблести, а мне не нужны насмешки и ехидные замечания. Я устала от них. Хочу, чтобы тебе было спокойно. И вот теперь я могу рассказать тебе о своих успехах в учебе, покритиковать статью в "Пророке" и спросить, что за непонятное слово в твоей записке, которую ты наскоро писал. Но самое главное - застенчиво всунуть в кармашек твоей мантии рисунок, который я рисовала весь этот день. Не поверишь, я три часа пыталась нарисовать светотень, красиво выделить ее, растушевать слишком резкие линии, чтобы до совершенства довести рисунок. Ничего особенного - незабудки и полевые цветы. Я слышала твой разговор с мадам Стебль, поэтому долго не думала, что рисовать. Сирень? Нет, она весенняя. Синие розы, как ты говорил? Нет, слишком помпезно и траурно. Лилии? Они не твои. Поэтому...незабудки - как ты.
Забудь о том, что в вашем обществе не принято, чтобы девушка оказывала знаки внимания молодому человеку и дарила что-либо от чистого сердца.

Слишком много пустых мыслей, не так ли? Пока я не в состоянии действовать: до сих пор боюсь сделать шаг или вздохнуть полной грудью, а вдруг опять тело сожмет железное кольцо, и я не смогу дышать, буду задыхаться в собственной беспомощности? Вдруг меня опять будет разрывать на части? Я не хочу того, не вытерплю подобной боли еще раз. Что угодно, но не это. И не расставание с тобой.
Ну хорошо, пусть эта записка не имеет никакого значения для тебя, точнее уже не имеет. А для меня уже не имеет значение то, что я пережила. Правда-правда-правда, но я в нее не верю. Я научилась убеждать кого угодно в своих победах и поражениях, сильных и слабых сторонах, но себя не могу обмануть. Если я тебе расскажу о своей тайне, ты обещаешь, что не обидишься? Нет, не обещаешь, потому что я знаю, что ты сначала выдержишь самую долгую в моей жизни паузу, уткнешься взглядом в подушку или камин, или будешь играть с моими прядками волос, размышляя о моих словах; и долго, мучительно долго для меня, будешь думать о чем-то своем, стараясь оправдать свою amie и sa странные фантазии и сокровенные тайны. Я делилась с тобой почти всем, потому что знала, что найду поддержку и понимание, кроме одного, чего – ты опять знаешь сам.
-Ты понял? Нет, ты постарался понять, встать на мое место и… и…и…понять, почему я изменила свое мнение, чем руководствовалась. Но так и не смог, и я тоже, знаешь. То было, наверно, помешательством, отплатой, весьма глупой отплатой за то, что происходило со мной на первых курсах. И ведь я почти не думала о последствиях, потому что ответственность за свое сумасшествие была не в состоянии взять на себя. Боялась, что как только вернусь в реальность, обязательно будет грызть совесть, укоризна, собственная гордость, что потом и произошло, но в слишком поучительной форме. Это было что-то вроде свободы, независимости и пьянящего чувства, на самом деле это было обманом. Единственное – я вынесла урок, жестокий, наверно, но очень правильный. Теперь я не боюсь совершать ошибки, я боюсь их повторять. – Эстель касается шеи, и точечное тепло идет от груди к пальцам, как когда-то давно. Это камушек, тот самый, который отныне будет всегда с ней. –Tiens, я правда так говорила? Вера иногда не нужна, она только мешает. Но в это же самое время даже прагматики и реалисты надеются на чудо веры. Если верить во что-то, ты обречен на ненастоящее существование, потому что живешь в придуманном мире. Не верь никому, ничему и ни во что, так меньше обжигаться будешь, хотя... сколько тебя знаю, тебе это не грозит. Джеймс, но ведь и так, как ты, тоже нельзя. - Почему же нельзя? Да потому что глубинные переживания длятся слишком долго и они крайне мучительны. Потому что быть закрытым для всех - быть закрытым для жизни. Потому что не стоит бояться обжечься: смешон тот, кто хвалится смелостью и жизненным опытом, глуп тот, кто страшится сделать новый шаг и испытать хоть что-то.

Ты какой-то иллюзорный и ненастоящий. Ты никогда не показываешь своих чувств, боишься эмоций, презираешь любовь и ненавидишь, хотя мне этого не говоришь, мои слезы. Обнимаешь за плечи, говоришь односложно, что я не всегда понимаю, утешаешь меня и все равно я не уверена, что ты относишься ко мне как-то иначе, особенно, хотя я знаю, как ты ко мне относишься. Знаю - и не могу дать тебе тоже самое взамен. Во мне нет такого трепета и всеобъемлющей любви, душевности и доброты. Мои чувства отныне весьма уродливы и пятнать тебя ими я ни в коем случае не хочу.
Ты, мне кажется, боишься ответственности, того, что обидишь кого-то; не люблю, когда ты серьезен, тогда ты невыносим. От тебя не дождешься ничего, кроме сухой рассудительной реплики. Лучше молчи и действуй. Я ненавижу ждать, но твое спокойствие действовало на меня усыплыюще, прямо как сейчас. Я, быть может, скажу тебе одну вещь, но позже, или вовсе не скажу, твое право не верить, а мне будет спокойно и хорошо.
Я не удивлена, почему ты до сих пор один. Нет, не подумай ничего, просто тебе суждено быть одиноким романтиком, смотрящим на звезды, не замечая никого вокруг. Не каждый может быть сторонним наблюдателем, ибо в наших скрытых желаниях есть червоточина: испытать все, как бы больно ни было. Но я уверена, у тебя будет хорошая семья, у тебя все будет хорошо, ты будешь по-своему счастлив. Я думаю о далеком будущем, чтобы не жить так, как мы с тобой привыкли. Нам следовало бы представить наше будущее отдельно друг от друга, как мы снова встретимся, что мы скажем друг другу, как долго будем молчать. Все получается произвольно. Давай больше не вспоминать о прошлом, пожалуйста?
-Как ощущаю? - И вновь возвращение через 40 дней. Ты опять за старое? Я не сержусь, только ты, как говорит пословица, можешь вырвать шипы из сердца. Только там говорилось, что это может сделать друг. А ты мне больше чем друг, больше чем кто-либо. И если кто-то узнает о том, о чем я сейчас думаю, наверняка рассмеется, мол, розовые сопли мелкой девчонки, ничего не знающей в жизни. Пусть.– Не знаю даже. И не смотри на меня так.
Сейчас размажется тушь от внезапно накативших слез, задрожит голос, и я буду всхлипывать на твоем плече, какая я "дууу-ууура" и так далее. В такие моменты ты подбираешь невероятно точные слова поддержки, но лучше молчи: от этих слов внутри что-то склизко сжимается, и я теперь еле могу вдохнуть. Я ненавижу себя за эти слезы; думала, их больше не будет. У тебя такого никогда не было, когда кто-то что-то скажет, безумно трогательное, нежное, с нотой сострадания, а ты еле-еле совладаешь с собой? Тебе кажется, что в горле застрял соленый комок, подступают слезы, и ты ничего не видишь, кроме расплывчатых силуэтов; секундами позже начинаешь беззвучно всхлипывать, отчаянно смахивая слезы ладошками.
- Я тебе рассказываю только потому, что знаю: за неимением выбора ты выслушаешь меня, да и давно пора поставить жирную точку во всей этой неразберихе. – Арден придвигается ближе к камину, даже не смотря на Джеймса, но она знает, что он внимательно наблюдает за ней, следит за каждым движением и ждет ответной реакции. А француженке вовсе не просто рассказать о том, "что ее до сих пор терзает". – Хочу, чтобы у меня был хроноворот. Понятно ведь, для чего он, да? Я бы вернулась на шесть лет назад, я бы ничего не делала с собой, не изменялась и вела бы такой идиотский образ жизни, как вела когда-то плакса Миртл. Я бы умерла от чьего-нибудь взгляда или была бы убита в стенах Хогвартса каким-нибудь сумасшедшим. Я бы пугала студентов, когда они спят, или мирно беседовала с Кровавым Бароном и Серой Леди. Что угодно, но не быть сейчас здесь, с тобой, говорить то, что я не смогу сказать. Есть такие вещи, которые ты не можешь рассказать, как бы ни хотел. – Она отодвигается от камина и вновь возвращается к Джеймсу; кладет голову на его колени, сворачиваясь клубочком, ладонями разглаживая утоптанный ворс ковра. – Как бы ты себя чувствовал, если бы я применила к тебе Круцатус? – Как бы потом себя вел, о чем бы думал, каким бы было твое мнение обо мне? Избегал бы ты меня или пытался бы узнать, почему я так поступила? Что? Ты не ответишь, потому что тебе будет крайне сложно представить меня, выкрикивающей Круцио. 40 дней назад ты был бы прав, а сейчас – я уже сама не уверена. Наверно, не уверена… Я действительно бы не смогла применить к тебе , это ненормально, но черт знает, на что я буду способна через месяц, год, десять лет… Обида, она ведь живет вечно, и отпускать я ее никуда не буду. А ты лучше не представляй себе в красках мой вопрос, не думай об этом, просто расскажи мне, как ты.

7.12.97
Никогда мне еще не было так больно. Меня изуродовали. Убили. И оставили растоптанной. Он не боялся сделать мне больно и все-таки сделал. Он - предатель. Такие как он становятся первоклассными убийцами, которые потешаются над своими жертвами, глумятся над ними, смотрят им в глаза и пересекают запретную черту. А виноваты-то жертвы, глупые такие, как я, и наивные, верящие в свои идеалы. Но все же не думаю, что во мне есть то, что отвечает за прощение. Что это? Сердце? Душа? Сострадание? Не знаю, но такое не забудется и не простится, даже если я всем буду говорить, что ничего не помню. Я буду лгать во свое спасение, чтобы меня оставили в покое и просто обходили стороной, не замечали. Мне даром не нужны эти мерзкие, переисполненные ядом и желчью сострадательные лица. Они готовы меня "выслушать" и "дать совет". Да не нужны вы мне, поняли?! Мне хорошо одной, так я себя чувствую независимой. А вы... а вы, так же как и Малфой, сгниете в своих распрях, утоните во лжи и лицемерии, погрязните в предательствах, но останетесь для кого-то лучшим воспоминанием, пусть и немного грустным. Разве это плохо? Почему? Я ведь не предмет, чтобы меня можно было взять и выбросить в хлам, я ведь переживаю, только никто этого не видит. Всем кажется, что я была очередной игрушкой, меня это устраивает. Пожалуйста - пусть думают, что хотят, мне все равно. Но я то знаю, что отдавала все, что хотела получить взамен. А Драко пусть думает тоже как-то иначе, мне уже все равно. Стоило лишь оступиться, как меня потянули вниз; я была хороша, пока исполняла свои капризы, утешала свое самолюбие, забыв о тебе. Но и тут я лгу, причем себе. Я просто не хотела думать о тебе, прости. Даже не так, нет. При одном воспоминании о том, что ты говорил, мне становится стыдно, я не хочу вспоминать даже твой взгляд, потому что иначе вижу тебя рядом с Драко. Рядом со мной стоят два человека, ставшие для меня целой вселенной; только один остался таким же близким и теплым лучом, а другой превратился в ледяную и далекую планету и умер. Планеты ведь умирают?

 Отправлено: 16.10.09 15:19. Заголовок: Нет в этом мире радо..

Нет в этом мире радости сильней,
Чем лицезренье близких и друзей.
Нет на земле мучительнее муки,
Чем быть с друзьями славными в разлуке. ©

04.1994

Холодно. Все еще. И это несмотря на приближающиеся теплые месяцы. Я сидел в излюбленном углу гостиной и читал книгу о приведениях. Время подобрал удачное - все, за редким, но не мешающим исключением, плелись смотреть предстоящий матч по квиддичу. Я не собирался идти на стадион. Да, мне нравились полеты - это непередаваемое ощущение свободы, но мне также было безразлично, выиграет ли что-то мой факультет; я был равнодушен к игре. Жуткое действо, жуткое и опасное. Зачем летать ради каких-то там кубков и очков, ломая и сворачивая конечности, рискуя и вовсе отправиться на тот свет, когда можно тихо и спокойно летать в свое удовольствие, любуясь открывающимся пейзажам и чувствуя непосредственную близость к небесам? Нет в этой игре необходимой для меня романтики, а значит - ну не мое, нет. Я настолько был увлечен сюжетом книги, что не заметил, как ты подкралась. На твое резкое приветствие, я от неожиданности дернулся, выронив книгу. Ты рассмеялась, протянув мне мой шарф и теплую мантию. Ответив на мой вопросительный взгляд своей трогательной обаятельной улыбкой, ты в безапелляционном ответе, заявила, что мы пойдем смотреть матч. Я попробовал упираться, но ты умела запереть во мне осла. Я только сейчас и заметил, одеваясь, что ты была уже готова - ты знала, что сможешь вытащить меня из уютного безлюдного уголка, ты все обо мне знаешь, ну или будешь знать. Сколько народу. Я до сих пор не могу привыкнуть к толпам. Не могу и не хочу, все же. А ты умничка, ты вынуждаешь меня бороться, и, видит тот, кто выше нас всех, ты достигаешь в этом каких-то успехов. Мы сели с тобой на самый верхний ряд, я даже удивился наличию там свободных мест, но не суть. Мой, подаренный этим несчастным на поле, полный скептицизма, взгляд отразил все отношение к игре. Да я и не смотрел бы вовсе, если бы не ты. Не знаю, зачем ты меня сюда привела, раньше я не замечал, чтобы ты активно болела на этой игре. Плюс, а это немаловажно, ты боишься высоты! Ох. Может и для себя исключение, а может, не хотела, чтобы я скучал там один - в твоих поступках я вижу, почему-то, лишь только хорошее, а способна ли ты причинить мне боль? Никогда. Я увидел вдруг, что ты прячешь руки в рукавах мантии - эх ты, где же твои перчатки? А ведь они сейчас очень пригодились бы. Я хватаю тебя за руки и внимательно рассматриваю покрасневшие от холода ладошки. Совсем себя не бережешь. Я пытаюсь согреть тебе руки. Сначала растираю, потом, пытаясь отогреть, горячим дыханием. Возможно, кто-то увидел нас в этот момент, возможно и что-то успел подумать - мне все равно, я не несу злого умысла, даже в мыслях ничего лишнего не держу, я просто-напросто хочу, чтобы ты не замерзла. Достав из карманов мантии свои черные перчатки-варежки, я надеваю тебе на руки и запрещаю их снимать до тех пор, пока ты не вернешься в теплое помещение. Ты не споришь, знаешь, что бесполезно. Замес-то этого, ты кладешь голову мне на плечо, и молча смотришь на носящиеся точки в небе. Я на них не смотрю, я поглядываю то на тебя, то куда-то прямо - к чему мне какая-то там игра, когда со мной сидит самый дорогой для меня человечек во всем этом далеком волшебном мире.


01.12.1995

Я знаю. Я знаю, что ты наверняка на меня обиделась. Конечно, все не без оснований, но ты даже не представляешь, почему я так потупил, а сказать я и не могу тебе. Зато радует то, что когда ты все поймешь, то перестанешь обижаться. 2-3 дня и я вернусь. Я не просто так уехал на пару дней домой, не сказав тебе ни слова, я сделал это для того, чтобы лично позаботиться о подарке тебе на день рождение, который вот-вот наступит. Мама встретила меня очень тепло. Я не заметил какого-либо изменения в ее моральном и физическом состояние, но и отметил, что и ухудшений не было. Отец тоже хотел меня увидеть, посему отвлекся от своих, я не думаю, что, но(!), важных дел. Я объяснил маме суть моего срочного приезда, она так искренне радовалось тому, что я так предано, отношусь к подруге и что это очень мило. Отец тут же поинтересовался твоим именем и фамилией - он не исправим, для него чистота крови важнее всего на свете. Я уже давно подозреваю и не напрасно вовсе, что если я откажусь жениться на тщательно подобранной мне партии или выберу себе кого-то из не чисто-аристократического сословия, то меня просто, в прямом смысле этого слова, убьют. Ненормальный, помешанный. Узнав, что ты сама чистокровность, меня тут же похвалили и посоветовали найти побольше таких друзей. Невыносимый. Я ушел с мамой на следующий день в специальный магазин, где четко изложил все мои пожелания на заказ. Мне пообещали все сделать и доставить в срок, посему я мог спокойно уехать обратно. Нет, это требовало моего личного присутствия. Все, что касалось тебя должно выходить у меня если не идеально, то очень хорошо. Потому что.


04.12.1995

Четверокурсница. Четырнадцатилетняя. Именинница. Я встал раньше обычного, оделся, привел себя в порядок, взял большой сверток и спустился вниз. Я не мог тебя пропустить, и я не пропустил. Из комнаты девочек выходили твои сокурсницы, кто-то из них пытался выпендриваться, кто-то чем-то интересоваться - я не слушал и не реагировал. Ты вышла, наверно, последняя. Вышла и, увидев меня, замерла. Я уже по глазам видел, что следов от трехдневной обиды не осталось вообще. Я следил за тем, как ты пробежалась глазами по мне, как задержалась на завернутом предмете в моих руках. Ты поняла все по моей улыбке и тому, как я тебя попросил спуститься вниз. Я тебя смутил, уже, а ведь только начал. Усадив тебя на диван, я кратко пояснил, почему отсутствовал. Мне казалось, что ты меня даже не слушала. Ну, я и хотел произвести эффект, да. Я начал разворачивать подарок, он состоял из трех частей: 1 - красиво оформленный пергамент с трогательными стихами (ни за что не признаюсь, что придумал их сам); 2 - альбомом, с золотыми уголками и золотой закладкой, а также с выгравированным на нем золотом именем «Estelle». Помимо золотой обработки и вложенного в него набора карандашей с наконечниками из золотой краски, плюс этого альбома был в том, что листы его никогда не заканчивались; 3 - это был еще один альбом. Он был более простым на вид, но любопытней по содержанию. Все рисунки для него не надо было рисовать пером или карандашами, они появлялись по воле твоих мыслей, т.е. воплощали на листиках то, о чем ты могла думать. Тут был, увы, минус - ограниченность листов. Я надеялся, нет - я знал, что ты сможешь рационально использовать сей подарок. Кажется, я тебя сильно всем этим удивил, ты уже больше десяти минут не проронила ни слова, пока я тебя объяснял, что тут для чего. Ты так на меня смотришь, будто я тебе остров подарил, а я бы подарил, правда, если бы мог и если бы был уверен, что он тебе нужен. И все же, нет, неправильно перевел этот твой взгляд, и понял, как правильно, наверно, понял. До чего же ты очаровательна в своем смущении...


3.01.1998

Что он мог ей сказать на эту недосказанную исповедь? Кто он такой, чтобы осуждать за сделанный выбор? Он друг, да. Но. Но даже друзья не могут лезть туда, где все сугубо личное. Джеймсу было неловко из-за того, что он вообще завел эту тему, а вообще - как же без нее, если она и является причиной одиноких 40 дней? Беспокоила и другая тема, та, что ужасала когда-то при совсем другом разговоре в этой гостиной, когда все и пошло наперекосяк. Связаны ли они? Что за жестокий урок преподнесли француженке? Слизеринец не знал, и думал, что и не узнает.

Не верить никому, ничему и ни во что? А разве так можно? А как же тогда жить? Если не верить кому-то, надо верить в кого-то. Если не верить чему-то, надо верить во что-то. Но главное, за неимением какой-то другой веры, надо верить в себя. А веришь ли ты в себя, Эстель? Надо, слышишь, надо верить в себя, иначе, что тогда поможет избежать тех ошибок, которых ты теперь так боишься?

Тебе кажется это ненормальным, то, как я веду себя, мой образ жизни и мое отношение к ней? Тебе ли одной? Нет, увы. Просто ты сейчас первая, кто сказала мне, что так нельзя. Многие думают и лишь качают головой, а ты не держись в себе то, что как тебе кажется, я обязан знать и на это - предпринять что-либо. Я знаю, что ты отчасти права, знаю, но уже поздно, поздно. Из меня не получатся задорные близнецы Уизли, благородный герой Поттер и какой-нибудь надменно-циничный бунтарь. Ты себе даже вообразить такое не сможешь, а я никогда не смогу так измениться. Способен ли я вообще, хотя бы к незначительным, изменениям? Я не знаю. Мне кажется, что нет. Наверно так оно и есть. И мне не скучно и вовсе не жаль себя за все это. Пусть это покажется и странным, даже для меня, но я счастлив, что живу именно так. Я несчастлив, что живу в этом мире, но рад, что среди этого отвратного общества, диких событий и в отсутствии радужных перспектив, я живу так, как хочу, практически так. А в замке, в замке я свободен. И мне страшно подумать о том, что будет дальше. Мне страшно представить, как дальше жить, когда не будет ни дома-укрытия, ни знакомых лиц, ни тебя. А ведь мы с тобой ни разу не встречались на каникулах вне стен школы. Только переписывались. Нет, вру, один раз за день то отъезда в Хогвартс мы таки повстречались, но то была случайность, зато какая.. я запомнил. Я не готов к взрослой жизни и чем старше я становлюсь, тем страшнее мне становится. А это не проблема, это беда. А как быть и что делать? I dоn't knоw.


31.08.1995

Если бы только магглы видели, сколько волшебного народу скрывается за этой кирпичной стеной. Косой переулок. Не люблю это место, точнее люблю, но выборочными частями. Вот тут, проходить мимо главного входа в самую гущу народу - терпеть не могу, лицезреть сборище у магазина метел - надоело, толкучку в книжном - невыносимо. Хорошо в менее людных улочках и магазинах, которые пользуются меньшей популярностью, но от того являются не менее интересными. Да и вообще посещать сие место перед учебным сезоном мне никогда не нравилось, но сегодня была необходимость. Мне нужна была сова к дополнению к еноту. У нас была сова, но она не вернулась с очередной ночной охоты, я не знаю, что случилось, но птица исчезла. Отцовского личного филина я никогда бы не стал использовать. Видит Мерлин, он меня недолюбливает, я чувствую. Мне нужен новый почтальон, мне и матери - для нас. Я миновал многочисленные шумные скопления народа и заглянул в магазин «Совиная Империя Лупоглааза». Нет, там такая очередь, что лучше переждать. Прогуливаясь по улицам волшебного переулка, я повстречал много знакомых, но задерживаться в их обществе не стал. Не тянет. Если бы ты не обернулась, я бы и не заметил тебя. Мне повезло, оглянувшись, ты не заметила меня. Я подошел бесшумно и сзади закрыл тебе руками глаза, начав наиграно отмалчиваться. А ты гадала. Оно и понятно, раньше мы и не виделись до школы. Я так и знал, что фенечки, которые я ношу, чуть ли не всю свою сознательную жизнь и до которых ты дотронулась, меня сдадут, а на твое неуверенное "Джеееймс?" я не смог сдержаться в мягком тихом смехе. Как будто сто лет не виделись. Мы пошли с тобой в кафе-мороженое, заказали что-то ягодное и принялись рассматривать друг друга. Взрослеем, подруга. Потом как-то быстро перешли к расспросам. А ведь я никому никогда не рассказывал о своей семье и о том, как провожу лето. Да и ты знаешь немного. Видимо понимаешь, что это не та тема, о которой я готов говорить часами… Но ты, пожалуй, единственная пока, кому я готов раскрыться. Я сказал тебе о цели своего визита и ты, верно заметив, что оттого, что я 3 часа проторчу тут, очередь не уменьшится, потащила меня к магазину. Ты мне и выбрала сову. Она такая большая, цимтовая с черными полосками на крыльях и яркими глазищами. Мы вроде нашли общий язык, если судить по знакам внимания, которые птица оказывала мне через клетку. Заигрывает, ну точно! Купив сову, мы прошлись по тем магазинам, ради которых ты тут оказалась. Заведя меня в книжную лавку, ты достала какую-то книгу французского автора и протянула ее мне. Ангельское название, заметил я, а ты предложила купить почитать, заинтриговывая с каждой секундой: там и сюжет разворачивается с первой главы, да и герой один похож на меня. Уговорила. Начав читать ее, я понял, что кое в чем ты была права, и на протяжении всей книги я с каждой главой долго и внимательно анализировал прочитанное, отмечая плюсы и минусы, а точнее сходства и различия - ты знаешь, как и чем меня можно заинтересовать, увлечь. День пролетел довольно быстро. Зато, с твоим неожиданным появлением, он мне запомниться надолго. Потому что - умеешь радовать и вынуждать улыбаться, а позитивные моменты в череде черных полос всегда, будто лучик в темном царстве, освещают жизненный путь.


Что же ты такое говоришь? Его забеспокоили ее слова, и чем больше она говорила, тем сильнее он беспокоился. Джеймс с сожалением и явно укором к себе, в который раз отметил, что зря он поднял эту тему. Он своими же словами заставил француженку переживать то, что с ней произошло. Ее действия и перемещения от камина к нему, ее состояние, проявляющееся в глазах - да, она не скроет свое состояние от того, кто только и умеет, что наблюдать - и слова, предложения, фразы...
- Эль, милая Эль, что ты такое говоришь? - Его рука уже держит чистый платок, который он предусмотрительно достал из внутреннего кармана мантии. Вторая рука слабо поглаживает по волосам. - Не нужен тебе никакой хроноворот. Глупости какие. - Сложенная втрое - для мягкости, белоснежная ткань еле ощутимо прошлась под глазами у слизеринки. Он не мог выносить женских слез, но больше всего не мог выносить слез матери и, как выяснилось уже давно, слез подруги. Сунув платок в руку девушки для того, чтобы не смущать ее лишний раз тем, что готов на любую заботу, Оушен продолжил: - Послушай, если изменить что-то в прошлом, то новое настоящее может выйти куда страшнее того, что получилось сейчас. Никто не застрахован от повторений. Ты же понимаешь это. - После минуты молчания. - Прости меня, пожалуйста, я не должен был лишний раз напоминать своими расспросами. Я больше не буду поднимать эту тему, и тогда тебе не придется об этом... лишний раз думать. - Джеймс хорошо помнил тот разговор в гостиной, он помнил, что тогда случилось в домике Хогсмида, он умел делать самостоятельные, в данном случае, неутешительные выводы и строить предположения. И он бы не вернулся бы больше никогда к этой теме и не нарушил бы данное слово, если бы не следующий вопрос девушки. Так переворачивается мир. Так меняется мировоззрение. Доселе следящий за тем, как брюнетка возится с ковром юноша, замер, причем как ему показалось не чисто внешне, а еще и полностью внутренне. На мгновение ему показалось, что он ослышался, но это было не так. И ему не пришло в голову, что сей вопрос, был одним из тех бессмысленно-повседневных. А все потому что он был настолько диким в своем смысле и далеким от простых, что вдруг и просто так, возникнуть в голове девушки в принципе не мог. Джеймс снова вернулся к памяти, к тому, что знал. Он знал, что тогда Эстель и Блейзу дали особое задание и что они должны были встретиться с самим Темным Лордом. Так что же получается? Получается, что что-то пошло не так. А фраза... Вот почему она так ранима нынче, вот почему ей больно и она не хочется возвращаться к прошлому, вот значит, откуда ветер дует... Слизеринец поймал себя на том, что начал замерзать, будто его от теплого камина оттащили в холодильную камеру. Но что значит какой-то холод, когда разумом завладел смысл страшной фразы. - Кто применил к тебе...? - Тихий шепот и название заклинания, которое он даже не смог повторить вслух, утонуло в незаконченной фразе. И почему он сразу отверг мысль, что она тут вообще не при чем и что если кто-то кого-то заставил помучиться, то брюнетка была лишь свидетельницей? Да потому что это действительна была неразбериха, о которой он вообще ничего не должен был знать. Он и не знал подробностей, но их чувствовало подсознание, которое разом оправдало поведение шестикурсницы и подало мыслишки разуму. Сам Тот-Кого-Нельзя-Называть или его ПС-цы? А может Забини или Малфой? Первый вариант был бы куда реалистичней и правдоподобней, но и второй исключать нельзя. А что если второй? Джей, не особо блистающей смуглостью, за секунды приобрел и вовсе бледно-бело-серый оттенок. Аккуратно, едва ощутимыми руками, юноша поднял Арден со своих колен и усадил на мягком ковре, пристально вглядываясь в ее лицо. - Почему ты сейчас это сказала? - В глазах парня мелькнула не характерная для него решительность, он как-то странно потоптался на месте, то ли меняя положение для удобства, то ли готовясь вскочить и ринуться в бой. А так оно и было, в общем-то. В какой-то момент юноше действительно хотелось броситься вон из гостиной, найти своих однокурсников и угрожая им волшебной палочкой допытываться правды, причем любыми способами и любой ценой. А после, узнав возможно то, что сейчас даже вообразить себе не может - сделать все что угодно, жертвуя собой и своей свободой, отомстить, наказать... Есть люди, ради которых можно пойти на все, и у Джеймса таких людей было по пальцам одной руки пересчитать, но ради них несмотря ни на что. - Скажи мне, почему, Эль? - Неизвестность останавливала от глупых поспешных поступков, вызванных сильным эмоциональным всплеском. Нельзя. Может просто как всегда себе что-то навоображал, а на самом деле все совершенно не так. Дурак. С приветом. Объясни, Эстель, неизвестность давит. Молчание томит. Предположения и выводы могут загубить. Все имеет значение. Абсолютно.

 Отправлено: 19.10.09 06:12. Заголовок: Кто это? — спрашивае..

Кто это? — спрашивает учительница. — Твой папа? Твоя мама?
Нет. Это Другой.
Кто другой? Прекрасный принц?
Я уточняю: — Нет, это Другой, он мне иногда снится © Венера Шеридан


Господи, Оушен, мы с тобой так много не пробовали в жизни! Мы ни разу не летали на самолете, несмотря на то, что я боюсь высоты, и мы можем быстро перемещаться в пространстве. Ну, ты уже можешь. Мы не ныряли с аквалангом, как это делают магглы, не срывали цветы на клумбах, и ты не бросал хлеб голубям, а я не стояла в стороне и не разговаривала с достопочтенным месье. Я так и не пригласила тебя в Париж, туда, где сбываются мечты; так и не нарисовала твой портрет наравне с другими художниками на Монмартре, на той самой площади Тертр, и мы не завтракали в парижском уютном кафе,слушая шарманку и песни известных во Франции певцов. Мы так и не присоединились к группе иностранцев в Лувре и не закатывали глаза, долго ходя по бесконечным коридорам, мы не гуляли по ночным Елисейским полям и не пробовали каштаны.
Мы столько всего не сделали! Я бы хотела, чтобы мы провели три дня на Атлантическом побережье Франции, чтобы смотрели на волны, если будет шторм, или босыми ногами ходили по мокрому песку. Ты не представляешь, как это здорово! А еще в воздухе будет пахнуть солью и вином. Потом мы отправимся смотреть старые замки. Сначала посетим замок Бриссак, потом один из самых старейших - замок Лянже, и, конечно же, Пьерфон - он похож на сказочный замок, ну и Азер ле Ридо тоже можно посмотреть. Но на самом деле - отправимся туда, куда хочешь, лишь бы подальше отсюда, из Хогвартса. Однако ты через считанные месяцы покинешь стены школы и оставишь меня одну, зато у меня будут твои фотографии, на которых мы улыбаемся. И твои незаконченные портреты, сделанные, конечно, в тайне от тебя.
А можем остаться в Лондоне, хочешь? Будем ходить по бульвару, неся в картонных стаканчиках горячий шоколад, радоваться, играя с фонтанными брызгами и покупать мягкие игрушки. Мы найдем какой-нибудь парк, где миролюбивые хиппи втайне (они так думают, веришь?) разжигают маленький костер, и будем смотреть на него, пока он не погаснет. В этом нет ничего предосудительного, так и должно быть. Мы с тобой заперты в Хогвартсе, как в клетке, а я так не хочу, мне нужна свобода, мне нужно ожить. И я тебе обещаю - я это сделаю, только дай еще немного времени…

5.05.93
И вот опять: мне не хватило времени, чтобы доделать конспект по астрономии, потому что это глупая и прескверная наука, сложная, неоднозначная, но наверно интересная, раз тебе нравится. Почему не хватило? Да потому что на астрономической башне время не властно. Ты ведь часто засиживаешься здесь, чтобы не идти в гостиную и не встречаться со своими друзьями. Ах, сколько иронии, слышишь?
Ты, как и я, будешь сидеть здесь, пока сиреневое облако не сольется с черной тучей, закрывая небо темной звездной тканью. Ты дождешься месяца или луны и будешь смотреть, как их свет плещется в всегда неподвижном озере. Я помню, что в тот раз, когда не успела дописать конспект, ты как всегда осторожно спросил, не помешаешь ли. Знаешь, твои манеры иногда настолько раздражают, что я бы ответила как-то иначе, не так, как говорю с тобой, а так, как с большинством, но не могу. Ты ведь мне очень помог. Джеймс, хватит быть хорошим для всех. Ты будешь таким для меня, еще пары людей, но для всех таким не станешь. Не всех сумеешь поразить своим воспитанием, необщительностью и прочим набором геройских качеств рыцаря средневековья. Оставайся таким, какой ты есть и не подстраивайся под всех, иначе это когда-нибудь обернется против тебя. И да, не доверяй никому, даже мне, ведь ты не знаешь, что нас ждет за следующим поворотом.
Я так говорю, потому что представляю себе самые ужасные картины будущего. Это все из-за моих кошмаров, они так и не проходят.

9.11.93
Ну чего хорошего в английской зиме, скажи? В этой морозной и слякотной зиме, когда сильный ветер на улицах сбивает с ног, когда ужасный холод щиплет глаза, и они слезятся; когда руки становятся красными от мороза? Чего в этом хорошего?
Ты переулками идешь к Косой Алее, закутанный в шарф, тебя сразу и не узнаешь; ты слишком быстро идешь, и, если бы я шла за тобой, точно бы не поспела. Ты уже почти у цели, дуешь на ледяные руки, надеясь теплом дыхания согреть их, потом достаешь палочку и стучишь по кирпичам. И вот - ты уже рядом; ты не пунктуален - долго добирался, и меня это злит. Тем не менее, я молчу и улыбаюсь.
Мы вместе идем по Косой Алее, я начинаю что-то бормотать на английском, намерено коверкая слова и произнося их с французским акцентом, не забывая делать ударение на последний слог. Еще я намерено ошибаюсь, говорю неправильно и невозмутимо. В этот момент мне кажется, что я ни в чем не нуждаюсь, и мне ничего не нужно было - только бы написать тебе письмо и назначить встречу на каникулах. Одну. Случайную. О которой ты даже не догадывался, как и о письме.
Я похоронила слишком много недописанных писем, твоих писем, они ведь были для тебя. И я не жалею, потому что при встрече говорила тебе все, что хотела написать, но не знала как. Несмотря на это, мы довольно много молчали. И драгоценное молчание я научилась ценить. Ты говоришь только по делу, и это, я опять противоречу сама себе, мне не нравится. Я хочу, чтобы ты стал открытым для меня, чтобы говорил, что приходит в голову, пел песни и прекратил кочевать из библиотеку на астрономическую башню и наоборот. Не смейся, не сравнивай; пускай тебе это говорит человек, который никогда не будет смеяться над шуткой, повисшей в классе или большом зале, ?отмоченной? непременно Драко, не последует за толпой и останется стоять в тени.

-Убери свой платок, - гневно бросила Эстель, с каждой секундой нервничая все больше и больше. Но нет. Ей не нравилась жалость, - тривиально, не так ли? – И раз я говорю, что нужен, значит, нужен. - Ты не услышишь сейчас пламенных речей, потому что ты прав, я этого не признаю. ?…новое настоящее может выйти куда страшнее того, что получилось сейчас?, - и ты говоришь это сейчас, когда я жирным карандашом зачеркиваю прошлое в том альбоме, что ты подарил? Хочешь посмотреть на то, что там могло быть нарисовано? Представь себе боль – хрупкую и тупую, резкую и неожиданную, она бордово-кровавого цвета. Видишь серебряное счастье - оно задыхается в алых красках крови, а то, что в осколках, туда не смотри, это то, во что я не верила, поэтому оно настолько уродливое. Но раньше оно было красивым, золотым и ярким, слепящим глаза. Потому что я хотела, чтобы оно было таким, независимо от моих страхов. – Не переживай за меня, все уже прошло, почти ничего не болит, - чем больше она так думала, тем больше в это верила. Все вымышленное - реально. Реально то, что Оушен пытается ее усадить, мягко придерживая за плечи, то, что он говорит слова в ее защиту и пытается помочь, как прежде. Француженке оставалось молча соглашаться с его действиями и послушно смотреть то в его глаза, то на пламя камина, чтобы успокоиться и почувствовать тепло. Она бы рассмеялась от комичности и нелепости ситуации, но еле слышные всхлипы и невидимые дорожки от слез выдавали в девушке трагичного клоуна - того, кто плачет от обид и смеется над всеми. - Джееееееймс, ну что я могла сказать? Как? Неужели ты не понимаешь, что это то, о чем любая девушка предпочла бы молчать? У тебя своих проблем достаточно и не убеждай меня в обратном, я ведь не слепая и не глухая, хотя иногда мне кажется, что это лучшая форма неведения. Да и что я могла сказать? - Арден не нравится, что она опять вынуждает себя вспоминать события того дня, но есть, что вспомнить. И пусть с его стороны все было красивой игрой, пусть. Эстель когда-нибудь с грустной улыбкой об этом скажет. Не надо обвинять Драко ни в чем, он ведь не виноват, он просто лишен выбора - и поделом. А ты? – Почему ты уходишь от ответа? Что бы ты сделал, если бы я применила к тебе Круциатус? - Настойчиво повторяет Эстель, смахивая слезы ладонью и не отводя взгляд. У слизеринца красивые глаза, яркие, теплые. В них она видит себя: такую же, как и раньше, глупую девчонку с множеством комплексов, страхов и...антрацитовый блеск, в котором читается грусть. Грусть пройдет, - маленькая девочка в это верит. – Боишься себе это представить, да? - Эстель на дрожащих ногах поднялась с пола, и теперь смотрела на Джеймса сверху вниз. – Боишься, я знаю. Преодолей этот страх, как делаю я. Сначала ты ничего не поймешь, тебе будет казаться, что ты в кошмарном сне, но как только боль сожмет тело и начнет разрывать сдавленный хриплый крик, ты осознаешь, что это не сон, а ужасающая реальность. Ты, раскинув руки, будешь лежать на холодном полу, боясь вздохнуть, потому что каждый вдох и каждый выдох причиняет невероятные муки. Вот и все. Тут нечего рассказывать, потому что... это как преступление против самого себя. - Вот она: та самая вспышка в холодных глазах, обреченность, которую не простить и разрывающая боль. Это Драко и никто иной. Если бы это сделал Блейз, того страха и ужасного воспоминания не было. Эстель бы поняла это, несмотря на то, что у Забини не было выбора. Его не было и у Драко, но это совсем другое.
Чувствуешь?
Француженка намерено избегала двух слизеринцев, как свидетелей того, что случилось в Поместье. Они все трое пережили то, чего боятся многие Пожиратели. И этим нужно гордиться? Какие же наивные девушки, которые хотят верой и правдой служить Лорду. Они уповают на родителей, как на тех, кто взращивают в их умах ростки тупого покорения и рабства, но не учат воле и силе. Стоит им получить метку или провалить задание, как их иллюзии разобьются, они будут висеть на волоске от опасности. Арден бы хотела посмотреть на то, как в чванливой аристократке рождается паника. – Ты хотел, чтобы я тебе это рассказала? - Она ухмыляется и вновь садится на пол, теребя скомканный платок Джеймса. –Всегда носишь с собой платок на случай того, что кто-то будет плакать у тебя на плече? Я уже успела это забыть... Иногда лучше проплакаться, чем каждый день утирать слезы и плакать в подушку. Ты не подумай, я не о себе. Просто я отвыкла от таких щедрых джентльменских жестов, ты ведь понимаешь. - И хорошо, наверно. К хорошему очень быстро привыкаешь, а когда наступает черная полоса, хорошее только в мечтах, поэтому не надо ни к чему и ни к кому привыкать. А Эстель привыкла, - удивлен? Почти привыкла: все же не все метаморфозы она воспринимала как должное радужное изменение. Наоборот: чем больше она ломала свой характер, стремилась стать уверенной в себе девушкой, тем больше сомневалась в правильности своих действий. Но все что ни делается - все к лучшему. Надо лишь подождать.
Подождешь со мной?
- Лучше расскажи, как ты.
Ты ведь не солжешь мне. Не скажешь, что "нормально" или "плохо". Но и не говори мне, что ты на меня обижен и до сих пор не можешь меня понять? Просто это так...по-французски. Не оправдание, знаю. Мне как воздух необходимы адреналин и неуживающиеся противоположности, - так жить интереснее, несмотря на то, что я заплатила сполна за 2 недели того, чего многим не дано испытать.

 Отправлено: 28.10.09 13:32. Заголовок: «Убери свой платок»...

«Убери свой платок».
Джеймс так резко отдернул руку с зажатым в ней платком, коим секунду назад еще касался лица девушки, что чуть не выронил его, вовремя перехватив. - Прости. Давно уж он не слышал от девушки таких интонаций. Она посчитала, что его действия не больше, чем жалость, а на самом-то деле это больше, чем простая забота, больше даже чем дружеская преданность. Она сейчас не поймет, да и не нужно, чтобы поняла. Так ведь проще, когда меньше знаешь? - Прости меня. Джеймс опустил голову. Так и не привык к повышенным тоннам. Хочется забиться в угол и переждать, выползти из укрытия, когда буря утихнет. «Все будет, но не сразу». Замес-то бури пришли дожди. Дождь...


05.1996

Май. Столько зелени появилось, столько деревьев зацвело, столько птиц вернулось с юга - все ждут лета, а оно все никак не приходит. Отчаявшийся смениться майский месяц в знак протеста и неудовольствия зарядил продолжительными дождями. Природа плачет. Плачет и ждет. Ждет и плачет. На выходные наметили поход в Хогсмид. Я упирался. Я предпочитаю усесться на подоконник и смотреть, как капли сбегают вниз по стеклу, а не мокнуть под проливным ливнем на улице. Впрочем, согласие все же дал. И вот, стряхивая с плаща воду, я в компании более менее приятных мне людей сижу в кафешке. Не люблю кафе за их толкучку и однообразность, но сейчас даже я признал, что лучше в такую погоду сидеть в тепле и пить горячий шоколад. Думал зайти за тобой еще в замке, но тебя нигде не было. Наверно тоже где-то тут, но я тебя не видел. Дождь на какое-то время перестал барабанить в окна и по крыше, перейдя в моросящий, а вот на горизонте начали сверкать ярчайшие молнии - красиво и опасно - надвигается серьзная буря. Мы с приятелями единогласно решили переждать ее в надежном замке, нежели поддерживать стены кафешки магией, дабы они не развалились от мощных порывов ветра, которые непременно будут таковыми. Накинув плащ, мы зашагали вдоль магазинчиков к замку. Не знаю. Не знаю, как это назвать. Предрасположение? Интуиция? Гиперчувствительность? Не знаю. Я вдруг обернулся в сторону какого-то магазинчика и, вне всякого сомнения, увидел тебя. Ты стояла у окна и как-то испуганно, а может, мне показалось, смотрела на полыхающее зарницами небо вдали. Я отделился от группы своих приятелей и подошел вплотную к окну, прижавшись лбом о холодное стекло. Ты, заметив меня, улыбнулась, а, после, приблизившись, прижалась тоже. Я бы так и стоял, если бы не раскаты грома, начавшие громыхать издалека. Я показал рукой на себя, поманил. Ты с улыбкой закачала головой - глупенькая, в замке надежнее. Ты же помнишь, как я тебе позавчера зачитывал про то, как стихии уничтожают дома и людей, разрушая города. А тут вообще - просто деревушка. Ты с каким-то подозрением покосилась на стекло, постучав по нему - выдержит ли? Ты все помнишь, ты всегда внимательно меня слушаешь. Спасибо. Я вижу, что ты мешкаешься, но мои блестящие в мокром окне глаза тебя убедили. Ты выбежала через минуту, на ходу одевая дождевик. Ну вот, не торопись. Ты запуталась в рукавах, и я вызвался тебе помочь, пока ты, смотря вдаль и не смотря, что делаешь, не порвала несчастную одежку. Мы чуть ли не бегом ринулись к школе. Молнии уже приблизились к Хогсмиду, а гром громыхал вовсю. Ты сжала мою руку. Страшно. Красиво и страшно. Очередная молния вспыхнула прямо над нами. Я тоже испугался, если честно, правда скорее последующего грохота над головами, нежели вспышки, но я не мог показать тебе свой страх, иначе бы ты боялась еще больше. Ни к чему. Не надо. Поддерживая тебя и спеша к замку, я таки успел выполнить свое несказанное глазами, но подразумевающееся обещание - я довел тебя до безопасного места. Кто знает, как могло было быть? Мы так и пошли вместе в Большой зал - да, в такую погоду лучше не искать приключения, а наблюдать за природой из тепла, в компании важных и дорогих тебе людей.

Нет, это была вовсе не буря. Это все же моросящий дождик обид и печали. Он едва слышал, как она плачет, но знал, что сейчас ее глаза мокрые от слез. Не хотелось смотреть, но было надо. Надо было встретиться с ее в глазами, чтобы пусть и не действиями, а как раньше - утешить ее одним взглядом бесконечно синих глаз. Ну почему, почему ты спрашиваешь об этом? Как я могу такое себе представить? Как я могу представить тебя, поднимающую на меня волшебную палочку и выкрикивающее запретное заклинание? Этого не может быть. Это может сделать любая другая Эстель, но только не ты. Слышишь? - Я никогда не поверю в то, что ты способна это сделать. - Наверно слишком серьезный взгляд и такой же ответ, на вопрос, на который можно было отмахнуться словами - не говори ерунду, подруга. Но ситуация требует серьезности. Мы ей просто соответствуем. Не боится, не хочет, не будет. Серьезность сменилась страхом в глазах, не отрывающихся от вставшей девушки. Она рассказывала то, что с ней случилось, ужасы, по сути. Как он был виноват сейчас перед ней. За то, что заставил вспомнить, за то, что заставил говорить. Не хотел, не хотел более ничего знать, но поздно. Такой боли в ее глазах он никогда еще не видел. Пожалуй, она была права, говоря про хроноворот: он бы сейчас отдал все на свете, лишь бы не видеть ее такой; вернулся бы в прошлое и напросился в том домике, чтобы взяли его вместо нее; заколдовал бы и не отпускал никуда; предложил бы тогда в гостиной старосте всея школы поменяться с ней ролями - сделал бы все, если бы знал, какой ценой выльется француженке их сегодняшняя встреча. Брюнетка снова села на пол, а он так и не смог скрыть страх в своих глазах. Правда там еще была грусть, бессилие и еще что-то, но что значит пережить на словах и пережить на действиях? Слишком разные ощущения, несовместимые. - А ведь ты не от щедрых джентльменских жестов отвыкла, а от меня, Эль. Как сделать тебя прежней, Эстель? Как заставить тебя улыбаться? Как вернуть мне тебя? Джеймс потянулся к девушке, мягко обнял ее и прижал к себе, уткнувшись носом в ее волосы. - Послушай, все будет хорошо. - Шептал он ей на ушко. - Я в это верю. И пусть ты говоришь, что верить ни в кого и ни во что не надо - я верю в то, что ты сильная. Верю в то, что ты преодолеешь боль. Верю, что все самое страшное в твоей жизни померкнет по сравнению со всем тем прекрасным, что у тебя еще будет. Ты будешь счастливой, во что бы то не стало. Я верю в человека с талисманом, я верю в тебя, Эль.


05.1997

Я верил в тебя всегда. Верил, когда ты готовилась к СОВ и не уставал тебе об этом повторять. У тебя отличная память, а сообразительность вообще выше всяких похвал. Мне нравилось помогать тебе готовиться, потому что ты все улавливала на лету, в отличие от большинства всех тех, кто просил у меня помощи по учебе. Единственный плюс в том, что я был на курс выше тебя - я имел уже представления об этих экзаменах и знал чему надо уделять внимание в большей степени. Да, прорицание. Ну что поделать. Если из числа предметов можно было выделить предмет-недоразумение, то прорицание возглавляло бы список. Мне вот пришлось серьезно напрячь фантазию, объясняя профессору Трелони, что я вижу, глядя в ее шар. И таки рассказал, да только не про туман в сфере, а про те образы, что навоображал себе, глядя на серую муть. И это не обман. Не совсем. Я был честен, я, правда, мог себе приставить то, чего не было на самом деле. Это игра воображения. Для этого вовсе необязательно зубрить предмет. Попробуй, вдруг понравится? Хотя нет, лучше солги, скажи неправду, если сможешь. Все-таки это не та ложь, из-за которой потом придется мучиться, это ложь во имя взаимного довольства. Лучше просто врать, чем что-то пытаться видеть, потому что человеческая психика подлежит травмированию и если мне и суждено доживать свою жизнь в клинике для умалишенных, то пусть я буду там один, зная, что по моей вине больше никто не пострадал. Ты все сдашь. Даже астрономию, которую совсем не понимаешь. Сдашь, потому что ее понимаю и люблю я, а значит смогу тебя подготовить. Очередной повод побыть с тобой вместе. Сдашь, потому что я в последние деньки перед экзаменами по утрам гонял тебя по вопросам, а ты чуть ли не всегда все вспоминала и правильно отвечала. Сдашь, потому что ты всего будешь добиваться, а что есть какие-то экзамены, когда впереди тебя ждет целая жизнь, состоящая из значительных и незначительных открытий. Твоя счастливая жизнь.


3.01.1998

Я наверно впервые не могу ответить на столь простой по своему смыслу вопрос. Не могу и все тут. Не знаю, что сказать, потому что не знаю - а как я, собственно? Сейчас мое состояние всецело зависит от твоего. И это не наигранное благородство - это суровая реальность. Как мне не хочется оставлять тебя, теперь даже ни на секунду, хочется сидеть с тобой вот так вот, обнимая еще долго-долго-долго.

- Я думаю остаться в Хогвартсе после седьмого курса.. в качестве практиканта.. Что скажешь? - Отстранившись от девушки, Джеймс пристально начал на нее смотреть, будто бы хотел сначала прочитать ответ в ее глазах, осознавая, насколько ему важно ее мнение. Оно ему было всегда важно, но сейчас особенно. Он никогда не задумывался о своем будущем, страшась его, но что его голову уже посещало, так это мысль о разлуке, а эта мысль была настолько невыносима, что бесцеремонно всегда выкидывалась из головы. Уже новый год, осталось так мало.. Но если есть еще возможность продолжить привычное существование, то ей необходимо воспользоваться. Другое дело, а совпадают ли его желания с ее? Может и зазря все это? Все это. Все.

 Отправлено: 09.11.09 07:18. Заголовок: песня-настроение под..

песня-настроение под пост

29.11.97
Теперь мы реже видимся и не находим времени переброситься даже парой общих фраз. Все прежнее куда-то исчезло, хотя я чувствую твое присутствие. Ты исчезаешь, как только я вижу тебя, а после - пожимаешь плечами, молча осуждаешь: "Твой выбор". Растворяешься. Отдаляешься с каждой минутой молчания.
Мы не стараемся ничего изменить, потому что нам обоим так удобно: не разговаривать, не смотреть друг на друга, не делать того, к чему мы привыкли, я привыкла. Я списываю все на усталость и нехватку времени, а также - на нежелание портить тебе настроение своими проблемами и тревогами. Куда тебе до них? Все равно ничего не расскажу тебе, отвечу кратко, и оставлю тебя наедине со своим тяжелым ответом, повисшем в воздухе. Неловко немного. Не ищи причин в себе, действительность тобою не ограничивается, а ведь совсем недавно мне казалось иначе...
...это было в апреле или мае, когда уже тепло и солнце с каждым днем все жарче и жарче светит. Я говорила тебе, что горжусь, что у меня не много друзей, и в этом нет ничего постыдного. А ты бросал камешки в озеро и ничего не отвечал. Мог ли ты знать, что заменяешь большинство тех людей, с которым я знакома? Да, они индивидуальности, разные, но что-то неуловимое - общее - у них, к несчастью, есть. Вот смотришь на них и думаешь: "Что в них особенного?" Обычные юноши и девушки со своими амплуа играют чужие роли, и они настолько противны, что хочется скрыться от них, потому что от них веет холодом и презрением. И они готовы тебя растоптать, если скажешь или сделаешь что-нибудь не так. Мне доставляет удовольствие видеть, как их лица искажает злоба: как их глаза опасно сужаются, а губы шепчут известное только им проклятье, как сжимаются кулаки. Они ничего мне не сделают, - за 6 лет могли бы, впрочем. Дело просто в том, что неучастие и спокойствие раздражают их, заставляют думать, что не так. Они слишком много времени теряли на раздумья, а ты в этот момент преподносишь какую-нибудь колкую фразу и уходишь, оставляя их, ущербных.
...я на самом деле боюсь услышать правду, которую не люблю, скрываю от тебя, наивно полагая, что ты предпочитаешь ничего не видеть и не слышать. А потом оказывается, ты знал больше, чем я, потому что напридумывал себе непонятно что.

Мой декабрь был пронизан самыми ужасными нотами любимых песен, от которых сжимается сердце и стынут руки. Французские песни раздирают душу, вырывают ее, и ты видишь, как она страдает, сжимается, и это унизительно. Я не устану это повторять. Слушая песни, понимаешь, что это не любовные баллады, а история одного человека, который теряет что-то, как ему кажется, навсегда, а потом находит. Находит обязательно под громкую музыку, когда медленная и тихая прекращается и звучит роскошный баритон, обволакивающий, слышится двухголосье и теперь сердце бьется быстро-быстро, что дыхание сбивается, и ты выбрасываешь из головы эту песню - лишь бы забыть о том, с чем она у тебя ассоциируется.
Под эти песни, которые нравятся мне, хочется представить себя героиней какой-нибудь истории; смотреть с неприкрытым презрением на всех и держаться горделиво. Хорошо бы сидеть в каком-нибудь ресторанчике, слушая ту самую песню. У меня от нее бабочки в животе летают, и я вижу перед собой двух молодых людей, юношу и девушку. Странно так: границы сужаются, а потом и вовсе стираются и у меня дежа-вю, - эти двое словно находятся в Косом переулке. Они забавные; а песня с каждой нотой все глубже проникает внутрь, и - бум! Девушка плачет, а юноша ее утешает, гладит по волосам, плечам. Узнаешь? Ты такой же молодой англичанин, сидящий на полу и утешающий француженку. Странное видение, у меня бывает, особенно после сильных переживаний. - Прости меня, пожалуйста. Мне сложно признать свои ошибки..., - но более сложным оказалось быть без тебя, словно меня чего-то лишили - радости, грусти, надежды, смеха, веры и mon Dieux.
Ты не поймешь, что я хотела сказать, потому что сантименты даются мне хуже всего, они меня убивают, я становлюсь слабой и уязвимой. Мои полупонятные речи слишком абстрактны и запутанны. Скажи, что не так, и я постараюсь объяснить, что на самом деле хочу сказать.
Многие песни связаны с воспоминаниями о тебе. Они пропитаны какой-то сладкой болью и терпким чувством обиды и сожаления. Такой романтический герой, как ты, не может обладать шлейфом из других нот, иначе это не ты. Я ловила в коридорах твою тень после того, что случилось, но знала, что ты не попадешься, не пройдешь мимо и даже не удостоишь взглядом, как это могло быть раньше.

Мне не нужно тебя знать, потому что я тебя чувствую. Я знаю, когда тебе плохо, грустно, когда тебе хочется закрыться от внешнего мира жить отшельнической жизнью. Мне хочется поддаться твоему настроению, но я не смогу видеть тебя подавленным и морально убитым, - это очень тяжело. Ты немногословен и выглядишь угрюмым, и я со своим жутким стремлением помочь высвободиться из пут грусти иногда впереди планеты всей, хочу тебя "встрясти", потащить в Хогсмид, чтобы ты развеялся, но ты обязательно скажешь, что не хочешь никого видеть. А меня хочешь, потому что я невидимка. Развейся и забудь про свое состояние, пока ты не улыбнешься, я не отстану. Ты это знаешь. Мне не хочется видеть тебя грустным: такое ощущение, что сердце сжимается сильно-сильно и мне самой становится грустно - так, как и тебе.… Пожалуйста, не думай о плохом, иначе я это чувствую, и не грусти, как бы и больно и плохо тебе ни было, - твой ангел может обидеться и улететь от тебя. И ничего это не глупости!
Когда-то давно мне мама рассказывала, что если всегда печалиться и смотреть на мир сквозь черную вуаль, то Ангел-Хранитель перестанет тебе помогать и больше не будет тебя спасать из сложных ситуаций. Я даже помню наш разговор:
— Как мог бы выглядеть мой Ангел-Хранитель?
— Подростком, наверно, который говорит тихо, мягко, невидимо обнимая тебя и говоря, что ты самая лучшая. Он, должно быть, парит над тобой, следуя за тобой всюду, огорчаясь твоим поражениям и радуясь твоим успехам. Ты его не сможешь увидеть, но всегда подсознательно будешь искать человека, который на него похож.
— Как?
— Он будет сниться тебе, он будет твоим вымышленным другом. Только не отдаляй его от себя: ты всегда будешь его, а он твоим пожалуй…только тогда, когда ты разумно себя ведешь.
Я не сразу придала значение этому разговору, и только сейчас до меня стал доходить смысл. Tu comprends?

Почему ты до сих пор общаешься со мной после всего? Тебе ведь нелегко, я это вижу. Ты сейчас успокаиваешь меня, хотя на самом деле успокаиваешь себя, потому что не можешь понять, почему мы так долго не разговаривали, и почему многое для тебя осталось неясным. Я действительно отвыкла от тебя, признаю, но не от твоей тени, преследовавшей меня во снах, не от твоих слов, которые всегда звучали во мне, когда мне хотелось разнести женскую спальню в пух и прах, - чтобы все поняли, как бывает тем, кто закрыт для эмоций. Но меня кто-то сдерживал от безумных поступков и этот кто-то - ты.
-Джеймс, ну что ты такое говоришь? Ты же знаешь, что это совсем не так. Шесть лет жизни просто так никуда не выбросишь и не забудешь, а тут - сорок дней. - Я опять вру, прости. Я обманываю себя. Поверь, это вынужденная мера, чтобы начать потихонечку восстанавливаться.
Почему ты раньше не подходил? Гордый. Обидчивый. Искал причину в себе, конечно же. Оправдывал меня? Неужели раньше не могли поговорить? Зачем оттянули до самого последнего момента, когда нужно не говорить, а молчать, понимать, сострадать и прощать? Я задаю слишком много вопросов только потому, что теперь ты мне сможешь на них ответить, и они не улетят в пустоту. Не отпущу тебя, не хочу больше ошибок. И пускай я должна найти оправдание, чтобы загладить вину, как перед тобой, так и перед собой. Не знаю, что на меня нашло, но это, знаешь, подобно затмению. Давай вернем все назад, когда мы могли вместе сделать мой конспект по астрономии и твой по зельеварению, когда мы украдкой виделись на переменах и подсовывали друг другу записки, когда ждали окончания уроков и когда вместе шли в теплицы мадам Стебль, где я ухаживаю за волшебными лилиями. Мне с трудом удалось уговорить ее разрешить выращивать цветы, не пригодные для зелий и противоядий, но я же знаю, что они когда-нибудь пригодятся. Еще они просто очень красивые. Ты находишь время для всех моих капризов и причуд, жертвуя своим временем и нервами. Иначе у нас не получается, и мне стыдно, что я слишком мало отдаю взамен. Хочу все исправить, а ты просишь прощения. Не смей. Не за что потому что.
И вот ты говоришь о том, что я сильная. Как много раз я слышала эти слова и никогда в них не верила. Свои сильные стороны сложно заметить, не преувеличивая их и не используя. Я сильная только в контрасте с теми, кто окружает нас. Это тоже своего рода моя роль, барьер, чтобы дальше никто не познакомился со мной настоящей. Конечно, я справлюсь, "я ведь сильная", но у меня просто нет пути назад, нет выбора, поэтому, несмотря ни на что, нужно заставить всех думать, что я такая.
-Остаться практикантом? Зачем? Это не твое, мне кажется, - неожиданная новость, предположить которую Эстель не смогла бы даже в самых невозможных мечтах. А ведь правда, тебе всего полгода осталось ходить по хогвартским коридорам, кутаться в зеленый шарф, плохо спасающий от пронизывающего ветра, проводить все свободное время на астрономической башне за конспектами и наблюдениями, и просто быть лучшим для всех. Скоро ты станешь таким, каким я тебя знаю. - Теперь тебе не будут ставить оценки, начислять баллы и ты можешь спокойно ходить в запрещенную секцию и гулять по замку и окрестностям до утра. Я буду ходить с тобой и ты ведь мне подпишешь разрешение на посещение той-самой-секции? - Улыбка всегда давалась тяжело Эстель, и сегодня, и сейчас - не исключение. - Мне теперь намного легче, знаешь. Только понять не могу, зачем тебе быть практикантом, когда ты можешь выбрать что-то другое, более интересное. Быть практикантом - тупик, к которому можно придти от безысходности или примирения со всем. Оно тебе надо? - Теперь и ты улыбнись, потому что минуту назад я поставила точку. Нет, ты серьезно об этом говоришь? Оушен, ты будешь очень серьезным и добрым! И я... буду у тебя учиться, а ты - завышать мне оценки, ну, так, по секрету, правда? - Я думаю, ты станешь одним из самых лучших преподавателей Хогвартса, если ты серьезен в своем выборе. И все равно с трудом верится! Ну правда! Ты, такой серьезный, молчаливый, необщительный - и практикант. Удивительно, ты действительно этого хочешь? - она качает головой и смотрит на Джеймса. - Давай завтра сходим в Хогсмид, что скажешь? Сможешь выкроить время в своем расписании, профессор Оушен?

30.05.97
Ты стал особенным для меня. Несравненным. Лучшим. Непревзойденным. Любимым. Дорогим. Я знаю все твои недостатки, люблю их и стараюсь ненавязчиво указать тебе на них, чтобы мы вместе их исправили. Так интереснее, и ты укажешь на мои минусы, хотя говоришь, что их у меня нет. Обманываешь. Я знаю твои сильные стороны, которых у тебя намного больше, а ты даже не догадываешься об этом: думаешь, что ты такой же, как и все, даже хуже. И как тебе такое могло придти в голову? Ты недооцениваешь себя и свои возможности, а я говорю, что когда-нибудь ты сможешь доказать всем, что лучший, - так, как думаю я. Однако ты против того, чтобы привлекать внимание, мол, не нужно лишних взглядов и разговоров, а ты ведь староста! Ты обязан быть общительным и душой любой компании, в которую тебя приглашают. Ты особенный. Ты отличен от любого слизеринца, чьи привычки уродливы, разговоры глупы, и отношение к простым людям, не вписывающимся в стадное чувство солидарности, некрасиво и оскорбительно. Ты герой нашего времени.
Посмотри на тех девушек, которые стоят в сторонке, подойти к ним, улыбнись и поздоровайся, они ведь меня взглядом уничтожат, если ты не посмотришь на них. И все-таки ты надменен, Джеймс, хотя за этим скрываешь неразговорчивость и нежелание допускать кого-то близко к себе. Наверно, боишься обжечься. Ты всегда думаешь, что около тебя одни враги или те, кто не упустит возможности подставить в самый неподходящий момент, поэтому не очень хорошо разбираешься в людях, но меня знаешь лучше, чем кто-либо другой.

 Отправлено: 11.11.09 17:02. Заголовок: Мгновенья не было, д..

Мгновенья не было, да и быть не могло. И пусть шесть лет - это существенный срок, но и 40 дней оказались не малостью. Мне казалось, что я был бы лишним в той новой жизни, которую ты так неожиданно для себя выбрала. Новый, совсем другой человек рядом. Новые, многочисленные лица на знакомства и времяпрепровождение. Новое, иное общество вокруг. Новый образ жизни и статус. Я не вписывался в такое никогда, потому что мне не дано, а в те 40 дней - потому что ты и не хотела вписывать. Я знаю, что ты обо мне забыла тогда, знаю, и не утверждай обратное, все равно не поверю, и ты не скажешь. И я не нужен тебе был, потому что ты захотела попробовать себя в чем-то, что доселе не затрагивала никогда. А знаешь, я не виню тебя. Не виню, потому что у каждого есть право на выбор и право на ошибку. Я же просто не хотел мешать. Я не знал, что все это приведет к такому повороту. И не уверен, что смог бы что-либо изменить. А что я мог? Караулить тебя везде и повсюду, умоляя, оставить все то в чем вращалась на тот момент? Знаешь, как бы я боялся это сделать? А знаешь почему? Потому что боялся бы увидеть осуждающий далекий взгляд, именно что далекий, а не тот родной и дорогой мне. Вдруг ты бы сказала мне, что я лезу не в свои дела, и что ты лучше знаешь, как тебе жить, посему, пошел бы я со своими надоевшими за долгое время советами куда подальше. Ох, Эль, это было бы страшнее молчания, игнорирования и пустоты на все те 40 дней. С этим я никогда бы не смирился, не принял бы. Поэтому я предпочел быть тенью, невидимой тенью, которая лишь предполагала свое присутствие где-то рядом, но на деле была совсем невидима для глаз. Смотри-ка, а мы ведь выдержали. Тяжело, с последствиями, но выдержали. Мы пережили разлуку и поняли, что она значит для нас. Необходимо совершать когда-то ошибки, чтобы в следующий раз их миновать. Теперь я не промолчу, если потребуется помощь, даже непрошенная. Теперь я не дам тебе попасть в передряги, или иначе они окончательно разрушающие твою жизнь. Пусть ты скажешь мне что-то грубое, отправишь к черту, не станешь слушать – мне будет спокойнее, ведь я пытался что-то сделать, а все остальное – тот самый выбор каждого. Теперь я буду рядом. Я обещаю. Слышишь меня? Мерлин, кто бы мог подумать, точнее, подумать и подумал таки я, но не придал вот тому разговору про бал должного значения. Надо бы сказать ему, что я иду и хочу пригласить тебя. Надо было идти. Много чего надо было. Вот я снова ударился в размышления по поводу того, чтобы было бы, если бы... а ведь уже закрыл жирной точкой-фразой: ошибки стоит совершать, чтобы признавать в дальнейшем их ошибками и не совершать подобного более. Пойми, мне теперь долго не избавиться от чувства вины перед тобой. Не сказал, не подошел, не сделал, не уберег, не образумил, не был. Я не был все эти 40 дней. А это уже моя ошибка. Вот за нее прости, милая моя подруга. Мне не хватает тех уже прожитых шести лет на общение с тобой, катастрофически не хватает и ради продолжения, я готов пойти на многое, особенно сейчас. Нас столько всего связывает, столько объединяет. Я помню каждый год, месяц и чуть ли не день нашего общения, помню и не смею забыть. Ведь только благодаря тебе, я могу сказать, что я по-своему счастлив. Никто не смог бы радовать меня так, как это делала ты. Я счастлив, что знаком с тобой, ибо иначе меня такого вот не было. Кто знает? Маховик времени. Но и он промолчит. - Зачем? А как ты думаешь? - Это очевидно. Я и не скрываю. - Затем, чтобы больше не терять тебя... - Не говори, что когда-нибудь нас все равно кто-то или что-то разлучит. Не говори, потому что я не хочу об этом думать. Я боюсь даже пропустить в своей голове одну мыслишку о будущем. Есть же люди, которые остаются вместе до самого конца? Есть. И пусть я глуп и самонадеян, но я всегда останусь таким мечтателем. Я не хочу спускаться с небес, потому что чувствую себя тут свободным. Я могу смотреть на все и всех свысока, не ступая на дорогу лицемерия, эгоизма, жестокости, подлости. Осуждают? Пусть. Осуждаешь? Знаю.

^{Libertà, senza te quanta solitudine.}
Свобода. Без тебя сколько одиночества.
^{Fino a che avrà un senso vivere io vivrò per avere te.}
До тех пор, пока есть смысл жить, я буду жить, чтобы получить тебя.

Свобода. Я хочу быть свободным. Нет, я имею в виду именно ту свободу, которая выражена во внутреннем состоянии человека, так как все остальное – это наличие независимости. Здесь – в замке, я свободен и независим, мне так кажется, таким я себя чувствую. Я не ограничиваюсь свободой мышления и высказывания, не оборачиваюсь на общепринятые нормы и догмы. Это мой образ жизни. Мое мировоззрение. Я не просто осуществляю свои замыслы, мысли, я, ощущая, что живу своей жизнью, я распоряжаюсь ей, как пожелаю, почти не считаясь, с взглядами близких людей, общества. Я в праве быть самим собой – естественным гармоничным, абсолютным. Я верю, что есть свобода, пока жива моя мечта...

Милая Эль, я не могу передать все свои чувства к тебе, не могу, потому что я не умею выражать те эмоции, что так и бушуют внутри меня. Может это временно, научусь. Хотя ты и так можешь понять меня, без слов, как и раньше. - Думаю, оно мне не просто надо - оно мне необходимо. - Сейчас у меня появилось немного времени взвесить все плюсы и минусы, за и против, но даже с ними я не считаю, что принял неправильное решение. Я знаю, что меня возьмут на должность практиканта - хоть на что-то мой факультет в нынешней обстановке сгодиться. - Я и не собираюсь преподавать, ты права, это несколько не мое. А вот дополнительные знания, практика, опыт - лишними для меня не будут. Попрошусь в практиканты по Астрономии. Отработаю год, дождусь, когда ты закончишь обучение и уйду вместе с тобой. Должен же я подготовить тебя к ЖАБА. Нет. Я просто обязан. - Я улыбаюсь, искренне и добродушно. Не знаю, как к таким моим планам отнесется директор и родители, но плюсов больше, а значит, я решителен в своем выборе. - Для тебя в любое время. - Хоть ночью. – Завтра в Хогсмид? Обязательно. – Хоть куда. – Эль… знаешь… - Хоть сию минуту. – За все это время, что… - Не могу скрыть виноватый взгляд, ну никак. - Я хочу тебе кое-что показать. Сейчас. – Немного задора в синих глазах. – Рискнешь отправиться со мной на ночную прогулку? Как в старые добрые.. наши времена. – Я протягиваю тебе руку, готовый едва почувствовав твою ладошку, поднять на ноги. Потом подождать пока ты накинешь на себя что-нибудь потеплее, чтобы следом отвести тебя кое-куда, показав кое-что. Ты может, забыла, а я – нет. Я слишком привязываюсь ко всему, что люблю, ко всему, что любят те, кого я люблю. Чему-то научил тебя я, на что-то открыла глаза мне ты. Так и должно быть. Это правильно. Я счастлив, когда вижу улыбку на твоем лице. Я независим в мыслях. Я свободен в своей мечте.

 Отправлено: 14.11.09 04:22. Заголовок: Эстель почему-то все..

Эстель почему-то все еще верила Джеймсу, почему - сама не могла понять. Нет, дело вовсе не в дружбе и том, что они действительно многое прошли вместе, а в том, что девушке всегда сложно доверять кому-то. Не важно кому, она просто не верит. Она знала, что Малфой лицемер, для которого вся жизнь - игра, поэтому не тешила себя особыми надеждами на светлое и прекрасное будущее. А зачем? Это ведь временное, у Арден многие привычки быстро проходят, зависит лишь от того, насколько сильными они были. И долгий период необщения потихоньку превращался в привычку и грозил исчезнуть, как то, что когда-то действительно было. "Было - прошло", - любит говорить Эстель, с приятной радостью вспоминая прошлое. Была бы сила воли, она бы сказала Джеймсу, что уже и не надеялась заговорить, она бы так и оставила все, как прежде, но что-то мешало перечеркнуть жизнь сразу.
На самом-то деле француженке просто очень хотелось сказать, что виноват во всем Оушен, что он обязан был найти ее и поговорить, образумить "милую подругу", вставить, в конце концов, мозги на место, вынудить на честность и взять обещание не делать что-либо. Он этого не сделал, потому что знает: ей закон и правила не писаны. К тому же, он, наверно, до сих пор считает, что любой совет в ее жизнь Арден воспримет как вмешательство - и так постепенно рухнет зыбкая основа любых отношений - стоит лишь раскачнуть ее и не предпринимать ничего. Так намного легче, не находите? Молчать, бездействовать, не обращать внимания, пропускать мимо себя, - и все. Сложнее сказать правду, особенно когда к ней не привык и она так плохо дается. - Зачем? Тебе интересна астрономия. А еще, - да, именно это я и хотела услышать. Почему ты так боишься сказать правду? Думаешь, я рассмеюсь и как многие девушки начну "корчить" из себя непонятно кого? А ты точно меня знаешь?.. – je ne sais pas mais c'est la meilleure variante pour moi, je ne serai pas seule et triste. То есть, да.. спасибо... - а потом что? Уедешь во Францию? Это ведь неразумно, правда, но очень...не знаю, как объяснить это, это просто дикое чувство привязанности и страх перед завтрашним днем, когда не знаешь, что может случиться и случится ли то, чего ожидаешь. А оно, как по закону подлости, не случается. "Не судьба", - таков наш приговор самим себе. - ... и еще я отвыкла от улыбок, совсем отвыкла, такое ощущение, что в своем мире жила, как всегда. Только в этот раз все немного не так было, как мне того хотелось, - ты не грустил со мной. Зато у тебя впереди полтора года того, что мы упустили за этот декабрь. - Так какие у тебя планы на Рождество?
И все равно: мы обязательно летом с тобой поедем в Париж! Точнее, ну... я не умею трансгрессировать, но через портал, думаю, можно. Представь много-много туристов, вспышки их фотоаппаратов, сразу появляющиеся снимки, на которых мы не двигаемся, но улыбаемся, - это то, о чем я мечтала, и теперь хочу, немедленно хочу, чтобы моя мечта осуществилась. Это будет твой подарок на мой день рождение. Мы будем обычными туристами из Англии, которые приехали в столицу не моды, как принято считать, а любви. Дружба - это тоже любовь, но особенная, более трепетная и настоящая. Дружба - это когда один дружит, а другой любит, а любовь - когда один любит, а другой втайне дружит. Чувствуешь разницу? На первый взгляд ее не видно, но потом все-таки понимаешь, что это не совсем так. Самое главное - не обманывать и не обманываться друг другом, остальное - а остальное можно пережить вместе, правда?
Что тебе делать в Англии? Тебе тут сложно, ты скован и сидишь, словно в клетке, ждешь, когда можно будет вернуться в Хогвартс, чтобы стать независимым, а еще - пишешь письма неровным почерком, что я порой не могу прочитать, что ты хотел написать, но я знаю что, угадываю, и улыбаюсь. Твоя сова может прилететь поздно ночью, когда я сплю, и на минуту мне становится очень страшно, а потом, читая письмо и гладя сову, думаю, что же написать тебе в ответ. Кстати, я всегда угадываю, что письмо именно от тебя, потому что больше никто не пишет. Я уже не переживаю по этому поводу, хотя мечтала получать весточку от "подруг". Ах да, о ком это я?.. Я смеюсь.
-У тебя глаза красивые и добрые, я, кажется, это говорила. Не спрашивай, к чему я это, просто есть глаза холодные, ледяные, я бы сказала, резкие, и лицо человека от этого делается колючим каким-то, а у тебя - ты и так знаешь, просто успела соскучиться и по твоему взгляду, ведь ты так старательно делал вид, что меня не замечаешь. - И забудем. Все. Только вот сомневаюсь, что у меня хватит сил и желания все забыть, ведь иначе будущее невозможно. А так - будет что вспомнить и над чем посмеяться, погрустить. - Эй, стой! Куууда? Сейчас же ночь, а вдруг заметят, и что тогда?.. - и все равно Эстель поднимается, быстрым шагом уходит в женскую спальню, чтобы взять теплую мантию и вновь оказывается в пустынной гостиной. Верит. Она понятия не имеет, куда ее сейчас поведет Джеймс, но возможны только три варианта: на озеро, чтобы посмотреть на луну и черное небо, усыпанное звездами; в лес, - быть может, он увидел единорогов, которых любила рисовать француженка; на астрономическую башню. Так или иначе, ее ровным счетом ничего не смущало. Гостиная лишь осталась безмолвным свидетелем их нелегкого разговора.- Идем?

 Отправлено: 28.11.09 21:06. Заголовок: Весна. 1996 Теплые ..

Весна. 1996

Я встал рано, так как не спалось, оделся и поднялся наверх - на башню, встречать рассвет под доносившееся из запретного леса пение каких-то известных лишь волшебному миру голосистых птиц. Весна - пора романтики. Добравшись до парапета, я обомлел. А все восход. Красное солнце поднималось из-за горизонта. Представляете, красное! Мне в свое время мама рассказывала, что издревле существует поверье: если восходящее солнце красное, значит, ночью пролилась кровь. Думаю, что подобные суеверия больше подходят для времен Средневековья, когда войны были нескончаемыми, а людские жертвы бесчисленными. Тем не менее, глядя на этот восход, я серьезно решил, что этой ночью кто-то умер, а может даже не один человек. Размышляющий о смерти и очарованный красотой восхода, я неожиданно захотел показать его тебе, чтобы ты потом запечатлела эти краски в своем альбоме. Такое солнце не каждый день увидишь, и раз сегодня выпал такой шанс, то почему бы не воспользоваться им? Солнце еще только собиралось подниматься, посему у меня было время спуститься за тобой, теряя не многое. Мне надо было дозваться тебя, а я только что сообразил, что в комнату девушек меня просто так никто не пустит, а даже если – как-то неловко. Люблю своего енота. Енот-выручалка. Разбудив сонного зверя, я привязал ему к лапке записку, в самый последний момент, переписав содержание. Оставив Ками на пороге спальни девушек, я вернулся на башню и усевшись по-турецки на ближайшем столе (все равно никто не видит), улыбаясь самому себе, начал смотреть на небо.

Я так сладко спала, а ты посмел меня разбудить! Ты для меня, конечно, самый любимый и лучший хозяин, но, признаться, порой твои поступки меня удивляют. Да, все еще не могу привыкнуть. Мне так было тепло спать у тебя под одеялом, а ты вытащил меня оттуда и оставил на холодном полу. И чем я отличаюсь от совы? Ну, разве что не летаю. Толкаю лапками дверь и крадусь под кроватями. В этой комнате я уже была, знаю куда идти. Вот и нужная кровать. Разбег и прыжок. Ох, как же тут хорошо пахнет. В мальчишеской комнате таких ароматов не унюхаешь. Цветочный запах? Не пойму. Ну да ладно. Кто тут у нас? Да. Я пришла по адресу. Темноволосая девушка, которую ты зовет Эль. Ей-богу, если постараться я смогу выговорить это имя. Симпатичная. К ней я тоже привыкла, почти так же, как и к тебе. И она со мной дружит, а это немаловажно. Так собственно, зачем я тут? Аа. А вот как дам сейчас мягкой лапкой по щеке! Чего не просыпаешься-то? Ей, так нечестно! Вот еще тебе другой. Ну вот… отмахнулась и перевернулась на другой бок. Видишь, все хотят спать, один ты не спишь… Прости хозяин, я сделала все что могла.. Где тут можно поспать? Надеюсь Эээл, ты не будешь против того, что я посплю у тебя в ногах? Тут чертовски дурманящие ароматы. Я потом сама скажу Джеймсу, что честно хотела уйти, но не смогла. Ааав, спокойного сна.
Неееееееееееееееееееет, не забирай у меня одеяло! Нееет. Ааааа, чего ты так вскрикнула? Виделись же уже! Ну, прости, что так бесцеремонно развалилась.. Ой, не надо меня только так стаскивать вниз.. Где твоя присущая девушкам нежность? Вооот, правильно, лучше погладь мне животик, не зря я валяюсь на спинке. Хвостик не помни! А почесать за ушком? Ооо, я хочу к тебе на каникулы! Ох, записка, я и забыла! Что там? Кто мешает тебе ее разворачивать? Я? Ну, мне же тоже интересно.. Чтооо? "Доброе утро. Сегодня был прекрасный восход. Красный. ps: не ругай енота, она правда хотела спать". Я краснею. Ну и что, что за шерстью не видно - мне стыдно. Я ведь точно помню, что текст был другой! Он хотел, что ты встала и посмотрела в окно. Как же так? Получается, он все знал наперед! И что девушка не встанет, и что я не выполню его поручение. Меня развели. Развели, как глупого енота. Джеймс, видишь, почему я считаю, что ты невыносим? Но как я тебя люблю.. А? Что? Ээээл, да ты уже оделась. Нежнее, еще нежнее меня надо брать на ручки. Через плечо смотри не перекинь! Куда ты несешь меня? Оооо, он в гостиной. Не нааадо, не отдавай меня ему, он ругаться будет!!!! Что? Я милейший зверек? Ну не могу сказать, что мне неприятно это слышать.. Опять краснею. Смеется. Не ругается. Уф. Пронесло. Потрусь носиком о щечку и спрыгну вниз, бегом завтракать! А вы уж тут как-нибудь без меня...


3.01.1998

Он не нашел нужных слов для ответа, просто кивнул, молча говоря ей: «Да, тут многое влияет на мое решение, но ты в основном. У нас впереди еще полтора года на то, чтобы ты снова беззаботно смеялась над мелочами и светилась от своей же улыбки. Если в моих силах скрасить твое одиночество, то я к этому готов». И даже не спросит, к чему она это сказала. Он просто не перестанет смотреть ей в глаза, чтобы она заново начала к нему привыкать, к такому, какого знала всегда. Джеймс загадочно улыбается, не проговариваясь заранее о том, куда хочет отвезти свою подругу - пусть это будет настоящим сюрпризом для нее, ведь девушка того заслужила. Он берет свою уличную мантию и дожидается Эстель, которая уходит за своей. По возвращению кивает на ее «идем» и, пропуская вперед, выходит следом из гостиной. А француженка оказалась права. Их действительно заметили, да не кто-то, а сам Филч. Нашелся в ответе. За считанные секунды староста разъяснил смотрителю, что они тут забыли, кратко и четко давая понять, что обсуждать эту тему он с ним не намерен, так как они торопятся проверить те самые волшебные и очень трепетные лилии, которые с разрешения профессора Стебель, Эстель Арден выращивает. А поскольку в такое время по замку гулять запрещено, то Джеймс, как староста провожает шестикурсницу до теплиц, где ей необходимо появится именно этой ночью. Слегка подвинув Филча, явно расстроившегося из-за неудачной поимки «нарушителей», Джеймс потянул за собой подругу, поспешно объяснив той, когда надзиратель остался далеко позади, что незначительная ложь иногда может помочь, никому не сделав хуже, а в этой ситуации она вообще была полуложью – девушка-то действительно выращивает особенные лилии. Редко когда говорящему сейчас неправду парню, было так важно объяснится с девушкой, дабы она не подумала, что за месяц юноша как-то изменился. Глупость такая. Идиотизм. Мелочь. Но мелочи и берут за душу. Миновав лестницы и коридоры, староста вместе с брюнеткой выскочил из замка на морозную улицу. Застегнувшись и нацепив капюшон, чтобы падающий хлопьями снег не намочил голову, юноша проследил, чтобы и девушка была готова к ночной зимней прогулке. Все в порядке. Опасная прогулка в такое неспокойное время, но предвкушающий сюрприз брюнет не осмеливался думать о чем-то, кроме того, ради чего он вытащил из теплого замка слизеринку. Внезапно остановившись, юный волшебник достал свою волшебную палочку, после чего материализовал в воздухе Патронус - енот, точная копия его зверёнка. Светящийся зверек совершил облет вокруг пары, после чего устремился куда-то вперед. Интрига. Так и не говоря ничего Эстель, Джеймс снова потянул девушку за собой, следом за Патронусом. Он не привел ее в теплицы, не затащил в запретный лес и не устроил ледовое приключение на озере. Нет. В Хогсмид, но зачем? Впереди ослепленная светом носящейся зверюшки замаячила фигура в теплой мантии и нелепой шапке. - Я убью тебя, Джей. - Из-под нелепой шапки показалось сонное лицо, зевающего во весь рот парнишки лет 10 на вид. - А я знал, что ты мне обрадуешься, Кевин. - Улыбнулся в ответ Джеймс. Кто такой? Откуда взялся? Когда-нибудь он ей расскажет, как подружился с местным совсем юным жителем деревушки и как тот любезно согласился ему помочь. Всенепременно. – Здравствуйте. – Мальчик, которого звали Кевин, поздоровался с Эстель, смутился и тут же спрятал лицо в ворот мантии. Развернувшись и махнув рукой слизеринцам, мальчик потопал вперед, едва не утопая в глубоких-почему-то-именно-на-этом-отрезке-пути сугробах. Идти пришлось недолго. Свернув не на главную улочку деревушки, а проходя какими-то закоулками, троица вышла к ряду освещенных фонарями крайних участков со стоящими на них домами. У одного из таких домиков и остановился Кевин. – Там все в порядке. Все делал, как ты и говорил, Джеймс. Даже жаль, что вот так придется уже… - Мальчуган замолк, глядя на девушку рядом со старостой. – Вот смотри. – Нагнувшись, Кевин достал из-под лестницы, что вела на крылечко и к двери, ключик, явно самодельный. – Когда будете уходить, то закрой сам и положи обратно, а я пойду спать.. Если мама проснется и не увидит меня в кровати, меня гулять пускать не будут. – С этими словами, мальчик в нелепой шапке на цыпочках взобравшись на крыльцо, скрылся за дверью. – Пойдем? – С интересом разглядывающий ключик, Джеймс не отпуская руки подруги, повел ее за дом, где, оказывается, располагался еще один домишко, правда… на дереве. Плетенная лестница свисала с небольшой платформы наверху, касаясь снежного сугроба. Так по-детски. Свой уголок, в который ни за что не полезут родители, куда можно пригласить друзей и сидеть там, переживая все самые страшные бури, творящиеся на земле. Чудеса. Ему тоже такого не хватало, хотя, у него была своя комната, где он запирался и из которой мог часами не выходить. Каждому свое, но это все же оригинальнее. – Тут не очень высоко, я помогу. – Конечно, он помнил, что она боится высоты, но тут и правда было от силы метра 3 вверх. Первым забравшись на деревянную платформу, Джеймс уселся на нее и, дождавшись француженку, помог ей опять стоять на ногах, причем на всякий случай снова взяв за руку. Открыв ключом дверцу, Оушен пригнувшись, влез внутрь домика, зажигая по пути палочку для лучшего освещения, хотя фонарь на участке, находящийся как раз на уровне домика на дереве, освещал все внутри очень хорошо. Деееееети. Наваленные книжки и журналы, игрушки и прочий хлам, что удивительно, совсем не пыльное помещение. Следят. Убираются. Все для себя. Второе что вызвало удивление, это довольно свежий воздух внутри и… тепло. Все продумано. Все включено. Вот для этого волшебство и нужно - когда не видишь, а есть. Джеймс, отпустив Эстель, прошелся к какой-то коробке, в которой кто-то начал шуршать. – Знаешь что там? – Естественно она не знала. Загадочно улыбаясь, прямо как там – в замке, брюнет переместил коробку на небольшой столик. То, что шуршало внутри еще и принялось издавать какие-то звуки. Положив руку сверху коробки, будто надеясь, что нечто внутри утихомирится, Джей с все той же улыбкой, добавил: - Надеюсь, твоя кошка не будет против.. – А после, приоткрыв вверх коробки и все еще не показывая истинное содержимое оной, юноша достал изнутри розоватое полотенчико, после чего разложил его на свободном месте стола. Наверно так бы и тянул, если бы не любопытство на реакцию девушки. Усмехнувшись, Джеймс открыл полностью коробку и запустил в не обе руки, предварительно сняв перчатки. Там внутри кто-то радостно заворчал, охотно зацепившись за рукав мантии студента. Мгновение и на розоватое полотенчико был помещен маленький «кряхтящий» серенький зверек. – Совсем маленький еще..- Начал говорить брюнет, касаясь пальчиком лапки малыша и умиляясь его неумелой попытке сделать тоже самое с его рукой. – Но вырастит все равно не большим, так как это не совсем настоящая коала, это такой… уменьшенный вариант, специально выведенный для содержания дома.. Узнал о них совсем не давно, а вот помнил, как ты мне когда-то с восхищением упоминала о коалах, всегда. Это, Эль… - Подхватив «серенького» и усадив поближе к Арден, Джеймс с удовлетворением отметил, что «ребенок» потянулся лапками к девушке, как бы просясь к ней. – Пусть это будит моим подарком тебе на Рождество, ну или на Новый год. – Облегченно выдохнув, Оушен убрал вниз коробку со стола. Джей приобрел коалу за неделю до Рождества, так как точно для себя решил, что если его отношения с Эстель и не найдут взаимоустраивающий характер, он все равно подарит ей «игрушку», пусть и не лично, но зато то, что она хотела. Получается, что, планируя заранее, староста не исключал и такой момент, когда они вот так вот, друг напротив друга буду стоять, снова вместе, забыв о том ужасном месяце и возвращаясь к привычным отношениям, которых так не хватало им обоим. Да и вообще! Она подарила ему сегодня самый дорогой из всех возможных и важных подарков. И вот сейчас, поиграв со зверем, поговорив, но, не наговорившись, совершив спуск вниз, укутав животное в полотенце, еще и спрятав под мантией, дабы не замерз. Оставив ключик там, где просил оставить его Кевин, давно уже спящий в своей кровати. Под фонарями выйти из деревушки и очутиться на дороге к замку. Миновать все препятствия и благополучно добраться до гостиной. Посидеть у того самого камина, держав на руках давно заснувшее «чудо», обменяться десятком простых, но теперь таких важных фраз. Пожелать друг другу спокойной ночи и, задержавшись на развилке спален, посмотреть друг на друга, чтобы заснуть, в кровати тому, что все хорошо, все уже хорошо, и завтра тоже будет и послезавтра, и всегда теперь. А утром проснутся, и осознать – мы пережили это, поняли, как это бывает, и больше не станем повторяться в ошибках. А вот то самое утреннее осознание, та самая встреча дорогих и любимых глаз на завтраке в Большом зале или в общей гостиной факультета – это то самое счастье, которое было так необходимо и которого они все-таки дождались. Вместе. Отныне так.

 Отправлено: 31.12.09 01:39. Заголовок: Джеймс, ты совсем не..

Джеймс, ты совсем не меняешься: любишь говорить загадками, смотреть так, словно я что-то сделала, сама не зная что, и улыбаешься как-то особенно. Для меня особенно. С того момента ты стал с каждым днем, нет, часом отдаляться, и я уже стала забывать нежный и в то же самое время озорной взгляд; ты ведь знаешь, как меня удивить или развеселить. Я с трудом вспоминаю твои неловкие движения, смущенные, словно боишься дотронуться. Откуда столько стеснительности? Только-только, мне казалось, я начала полностью доверять тебя все, как неосознанно возвела высокую стену. И все, скажешь, коту под хвост? Нет. Это было неплохим испытанием, не находишь? Да, быть может, жестким, жестоким, нечестным, трудным, но ведь все позади. Правда-правда. Навряд ли ты теперь будешь верить моим словам, но постарайся, пожалуйста, поверить мне. Ты будешь делать вид, что веришь, но я буду чувствовать, что это не так…

-Джеймс, либо ты скажешь, куда мы идем, либо…. мы пойдем туда, куда ты скажешь, - пришла к гениальному заключению Эстель после не очень приятной (для нее) встречи с Филчем. Оушен - староста, на учете у противного завхоза не стоит, вот и повезло ему, что так легко отделался, а девушке, мягко говоря, было весьма боязно за то, что ее отправят в гостиную или к Снейпу. О нет, к кому угодно, только не к нему: слишком тяжелые и смутные воспоминания остались, словно… словно он понимал ее. Наверно, это было помутнением рассудка, да не наверно, а точно. Необходимо отвлечься, да так, чтобы наверняка. Этому, кстати, поспособствовал морозный воздух. – Я надеюсь, ты не хочешь меня оставить в запретном лесу, а то…. мало ли что…я ведь и темноты боюсь, зато увижу единорогов. Хагрид нам так много о них рассказывал! Они такие красивые и благородные, особенно девочки, красивые такие… волшебные. - Арден сейчас разговаривала сама с собой, ибо Оушен хранил молчание и улыбался, к тому же, когда сам с собой разговариваешь, как-то увереннее становится. По крайней мере, француженке становилось. А когда впереди оказалась серебряная Ками Джеймса, то стало так, как совсем недавно, какие-то… 40 дней назад. - Ух ты! Это же Ками, ее Патронус! А… а куда она нас ведет? - Вдогонку спросила Эстель, одновременно погрязая в снегу и вспоминая то самое утро, когда на ее постели оказался зверек юноши. Ласковое создание; а говорят, животные похожи на своих хозяев.
Патронус Ками заставил Эстель сомневаться в том, что она так просто подалась то ли на просьбу, то ли на невербальный уговор Джеймса. Маловероятно он хочет сделать ей больно, оставив непонятно где. Однако через несколько минут Арден поняла, что они держат курс в Хогсмид. В Хогсмид? О нет. Нет-нет. Это запрещено, Джеймс, верни меня обратно, давай у озера прогуляемся, поговорим, в замок возвратимся, посидим у камина, но не Хогсмид, где могут быть преподаватели. Вдруг что? Опасения француженки, судя по всему, были неведомы Джеймсу, раз он так смело шел вперед за Ками. Оказалось, что у него назначена "встреча" с каким-то пареньком, который был зол, что семикурсник пришел довольно поздно, да не один - с девушкой. Эстель кивнула мальчишке и принялась рассматривать окрестности, пока юноша не последовал за мальчиком Кевином. Отставать особо не хотелось, да и спешить, погрязая в сугробах, тоже. Здесь Эстель ни разу не была: главная площадь оказалась в стороне, знаменитые магазинчики и кафе, собственно, тоже. Как это ни странно, теперь никакого беспокойства и страха не было, было лишь теплое ощущение на кончиках пальцах и теплящийся огонек внутри. Почти как прежде.
Мальчик Кевин вдруг произнес сакральную фразу и Арден, будучи француженкой и воспитанной не только на умных книгах, но и романах, рисовала в своем воображении весьма противоречивые картины. Oh, это свидание? Non, nous sommes très amis. Так нельзя. Или это просто хорошее и уединенное времяпровождение? Не молчи, Джеймс, скажи что-нибудь, не улыбайся. Удалось добиться одного: "Тут не очень высоко", - и это звучало не очень обнадеживающе. Дело в том, что высота у каждого воспринимается довольно субъективно, а у субъективных людей втройне субъективно. Пара метров под ногами кажутся огромной мутной пропастью. - Ты сам этот шалаш делал или у Кевина одолжил для своих личных целей? - Эстель как всегда бурчала, отряхиваясь непонятно от чего и даже не смотря на зачинщика этого беспорядка. Тем не менее, ей это, безусловно, нравилось: идти, не зная куда, говорить, не зная что, нарушать свод школьных правил и просто изменять себе.
Тривиальный вопрос юноши завел Арден в тупик: во-первых, она не могла знать "что там?", не видя то, о чем говорит Оушен, во-вторых, это было слишком сложно угадать, что было там, что она не видела и, в-третьих, мысленное ворчание девушки прекратилось, стоило ей замереть, подобно ребенку, ждущему свой подарок.
Прям как тогда, помнишь? На прошлый день рождения? Открывай скорее! Не тяни время, ну Джееееееееймс!... Да причем тут моя кошка?... Ты хочешь подарить мне собаку?...
Понятно, что на этом детском вопросе запас гениальности шестикурсницы закончился, зато ожидание чуда у нее не иссякнет, несмотря ни на что, иначе жить неинтересно. Да что мы вечно и серьезном, могучем, возвышенном? Радость и чудо есть в обычной жизни, главное - умение ждать и достойно принимать подарки. Быть может, поэтому француженка не смогла и слова выдавить из себя, лишь широко улыбаясь и чувствуя, как она превращается в обычную девчонку, которой показали крохотное чудо, беззащитное и бесконечно обаятельное, при виде которого у большинства девчонок просыпается "сюсюкателеный" синдром. Но ведь иначе невозможно!
-Аааааааааааааааааааааааааааааааааа, какой он адог’абль э пти, - спутав оба языка и бесконечно радуясь, как ребенок, тонким голоском прощебетала Эстель, наблюдая за крохой и его папá. Описать щенячий восторг невозможно, но каждый знает, что это такое. Для кого-то это новая машина или метла, для другого - дорогие запонки и бриллиантовое колье, а для кого-то это необычные и неожиданные сюрпризы, когда кажется, что ничего не может принести должной радости и билета в детство. – Знаешь, - начала брюнетка, аккуратно взяв на руки кроху и уткнувшись в плечо юноши, когда тот сел, - это очень необычный подарок и очень трогательный, правда, но лучший подарок ты мне сделал полчаса назад. А bébé - это еще один твой знак, как тот черный камушек, который я теперь не снимаю.
… a я очень хочу, чтобы лет через пятнадцать на платформе девять и три четверти наша история повторилась снова, только участники пусть в ней будут другие …